17.03.2024

Виктор Петров: Духовная суть бытия

Своим взглядом на современный литературный процесс поделился главный редактор журнала «Дон» Виктор Петров.

Материал подготовлен в рамках работы форума «Мiръ Слова».

– Виктор Сергеевич, расскажите, пожалуйста, о Вашей текущей деятельности и творческих проектах. Над чем Вы работаете?

– Прежде всего это, конечно, издание литературно-художественного журнала «Дон», которому в следующем году исполняется 100 лет. Первым редактором был Александр Фадеев, и, собственно, благодаря его радению образовался наш журнал, поначалу названный «Лавой». Впоследствии Шолохов предложил ныне существующее название. Красно-белые цвета обложки, как определённые символы, соединены пушкинским начертанием – Донъ. Так что можно представить, какова ответственность имярек.
Православная тема – одна из определяющих литературную политику журнала. Вот заключительный номер прошлого года. Открывается стихотворной подборкой Евгения Юшина (Москва) «Отечество и Бог». У поэта – «От звезды Вифлеемской струится дорога», и эта дорога – «От Руси – до России, от сердца – до Бога». Вологодский священник и наш постоянный автор Николай Толстиков представлен повестью «Родителев грех». А другой священник Александр Авдеев, что из деревни Пестрецово Ярославской области, говорит в своих стихах, как о заветном: «Нынче мне выпала сложная треба – / Видеть округу добрее и краше». Надо заметить, что отца Александра редакции присоветовал Сергей Арутюнов.
Если сказать о творческих проектах, то выделил бы своё участие как одного из главных редакторов – наряду с Максимом Замшевым и Андреем Шацковым – в издании ежегодного альманаха «День поэзии. ХХI век. 2022–2023 год», где собраны значительные имена современной русской поэзии. Отрадно, что среди авторов немало тех, кто обращается к духовной сути бытия.
Идейно альманах поверяется русской классикой. Эссе о Фёдоре Тютчеве, Алексее Толстом, Аполлоне Григорьеве и Валерии Брюсове идут в разделе «Поэтический мемориал», открывая объёмистое издание. К ним примыкают статьи о Маяковском, Цветаевой, Заболоцком, Светлове, Корнилове, Асадове, Гамзатове и Межирове, кому исполнилось 100 и более юбилейных лет. Далее творческими портретами и стихами подаются известные авторы, как уже ушедшие, так и ныне здравствующие.
Алфавитный порядок уравнивает поэтов. Но должно отдать дань болевой теме. Она звучит вполне определённо на страницах издания. Анна Ревякина (Донецк) на щемящей ноте пишет хронику мужества:

Мариуполь мой, на два берега поделённый,
принимавший в себя смертельные батальоны,
отдававший людей через узкие коридоры.

О штурмовиках достоверно повествует, словно бы вживаясь в тяжкие и героические судьбы тех, кто на самом «передке», Семён Пегов (Донецк):

Их давно не обманешь, не запутаешь байкой-чуйкой,
Каждый из них упрям в доле своей штрафбатской,
Осознавая, что нет воздушнее и летучей
Обретённой в бою свободы степей Донбасса.

Дмитрий Артис (Москва), выбравший лично для себя ратную долю и издавший книгу «Дневник добровольца», с полным правом свидетельствует:

Сгущались над равниной тучи,
Но верен был и был суров,
Как Божий суд, отряд летучий
Безбашенных штурмовиков.

Лауреат Патриаршей премии Юрий Кублановский (Москва) в «Донбасском триптихе» высказывает заветное желание – дождаться,

как польётся благовест над округой,
отпоют живые погибших,
прирастёт своим же Отчизна.

Ему вторит также лауреат Патриаршей премии Олеся Николаева (Москва), рассуждая вначале вроде бы о рифме, а далее выходя на запредельность чувств, когда уже нет слов, но есть нечто высшее:

Война рифмуется с виной,
и со страной, и со струной,
когда с надрывной скрипкой
встречается смычок больной…
Война рифмуется со мной...

Отличительная черта альманаха, в том, что под одной обложкой собраны стихи разных, по мнению составителей, и в то же время хороших, если не сказать – авторитетных поэтов, отличаемых в разливанном море стихотворцев уже хотя бы стремлением следовать в фарватере заявленных великих имён. Обширна география: от самых от окраин до Москвы.
Обжигают душу стихи духовного склада священника Дмитрия Трибушного из Донецка, когда после обстрела:

Так тихо, словно о Руси
Отдельный замысел у Бога.

И ещё из Донецка от Инны Кучеровой, у которой священник, еле сдерживая в горле ком слёз, исповедует освободившего Мариуполь бойца и сознаёт: «Лишь Творец знает боль и лишения...»
Тема Веры довольно заметно звучит и у ряда других авторов «Дня поэзии». Хотя порой переплетается с иными мотивами, но и тогда остаётся первостепенной. Как, например, в стихотворной подборке Дмитрия Мизгулина (Санкт-Петербург). Автор чёток в определении: «Ведём извечный русский бой / С заокеанским злом». И эти гражданского звучания строки продолжены пониманием, что:

Кружась в кровавом вираже,
Земля пошла в разнос,
Но путь спасения душе
Определил Христос

Лауреат Патриаршей премии Светлана Кекова (Саратов), сплавляя воедино сиюминутное и вечное, ищет и находит ответы на, казалось бы, неразрешимые вопросы бытия. Незримо перед автором возникает образ Христа, что стоит «у входа в вечность, / крестной мукой побеждая смерть». И разве не с явлением Спасителя приходит осознание:

предчувствия и сны откроют тайны,
мы вникнем в мятежи и Польши, и Украйны,
в их безобразный бунт и злое бесовство
и собственных страстей познаем естество.

Александр Орлов (Москва) ведёт читателя в храм, где мир обретает силы «в объятьях многоликих свеч и предстаёт – широкоплеч...» Только здесь, где место свято: «И слышно, как над всеми нами / Царит Желающий сберечь».
А вот издание новой книги – это литературная деятельность? Тогда у меня уже в этом году вышел поэтический сборник «Ладанка». Вероятно, уместно будет, после интервью, подкрепить сказанное здесь как стихами оттуда, так и новыми.

– Что сегодня входит в круг вашего чтения?

– Расскажу – как есть. Пару месяцев тому назад прямо на центральной ростовской улице заметил прислонённую к урне книгу. Не знаю почему, но я взял её. Переплёт тёмного цвета, хорошее состояние, матерчатая закладка. И это оказалось, ей-Богу, Евангелие давнего издания! Теперь оно рядом со мной, на рабочем столе – вот и сейчас, когда отвечаю на вопросы.
Заметная часть времени уходит на читку рукописей – проза, поэзия, критика... Душу и сердце врачует классика. Уже в который раз замечаю, как точен Александр Сергеевич при выборе слов в «Капитанской дочке». Бесконечно любим Гоголь. А «Тихий Дон» – это про наше сегодня, когда брат на брата. Всегда жду нового Михаила Тарковского, у которого только что вышла книга «42-ой до востребования». Кстати, Михаил Александрович входит в редколлегию журнала «Дон».

– Какие книги из серии «ЖЗЛ» можете отметить? Как объясняете популярность биографического жанра?

– Долгая история у серии «ЖЗЛ», начатая книгоиздателем Флорентием Павленковым ещё в 1890 году и завершённая через 25 лет. Потом Горький взялся за это дело уже в советское время, а с 1938 года и по сей день «ЖЗЛ» не прерывается. Неоднозначно отношусь к этой серии. Во-первых, можно бы и заменить в названии слово «замечательных на «знаменитых». Так точнее по сути, и аббревиатура сохранится. Между прочим, в Великую Отечественную войну серия с учётом момента называлась «Великие люди русского народа».
Если жэзээловские книги Юрия Селезнёва «Достоевский» и Игоря Золотусского «Гоголь» были явлением, что объясняется личностями их авторов-исследователей и мыслителей, то подобного не скажешь о заметной части выходящих ныне книг. Такие биографии страдают вторичностью, поскольку фактура для них берётся из общедоступных источников и никак не подаётся творчески.
Именно последним и объясняется популярность биографического жанра. Это лёгкое чтиво, автор не обременяет читателя глубиной мысли, готов потрафить ему: вот замечательный человек, а страдает мелкими страстишками, благо, соцсеть напичкана пошлятиной про известных людей. Увы, что есть, то есть!

– Какие экранизации классики и современной литературы Вам нравятся?

– По-моему, это несовместимые вещи. Язык литературы, тем более подлинной, не переводится на язык кино. У книги есть автор, т. е. творец. А фильм – коллективное производство. Не спасает уловка про режиссёрское кино. Замысел режиссёра без воплощения с участием коллег, так и останется замыслом. Создатель же волен был творить сам. Так и писатель.
Смотрите, сколько развелось интерпретаторов классики, изгаляются все кому не лень! Несчастного Булгакова – так уже затаскали... Возьмите, репертуар московских театров – сплошь переделки. Решить проблему просто: объявить классику – народным достоянием, ведь охраняются же подобным образов исторические памятники.

– Как Вы понимаете смысл литературного творчества?

– Здесь трудно не сбиться на высокий штиль. И тем не менее, для меня это форма существования – сейчас, потом...

– Какие стихи о смысле творчества можете процитировать?

– Сделаю ремарку. Редакторский опыт свидетельствует: немалое число стихотворцев прямо-таки упивается процессом написания собственным виршей, слагает множество стихов о стихах. Излечить этот зуд можно, если с тщанием читать и перечитывать «Пророка» Пушкина. Что касается лично меня, то сошлюсь на пару своих строк: «Я думал слово – это слово, / А слово – это взлёт креста...»

– Сегодня для создания литературных произведений стали привлекать искусственный интеллект. Что Вы думаете о таких проектах?

– Это реальность. Но если процесс не остановить, то его следовало бы корректировать, даже направлять. Что я имею ввиду? Сейчас при тотальном охвате соцсетями всего и вся, думаю, можно бы выявлять такие проекты и маркировать их, как, например, делается в иных сферах. А при нарушении правил обращаться к закону. Памятуем латинскую поговорку: «Предупреждён – значит вооружён».

Подготовила Татьяна Медведева


Стихотворение Виктора Петрова

АВДЕЕВСКИЙ ХРАМ

Всем законам – войны закон:
Если ангел взлетает вверх,
Указуя на вражий схрон,
То прощается танку грех –
Разутюженный террикон.

Белый свет во скорбях не бел,
Только, волей Христа храним,
Храм авдеевский уцелел,
И крылатится крест над ним,
И алтарный живёт придел.

Я на этой земле рождён,
А случится, так лечь в неё,
Поливаемую дождём –
Дождь свинцовый горит огнём,
Отступая за окоём.

Дан же Киеву знак дурной –
Рухнул там на соборе крест.
Повиниться кому виной
За безумие этих мест
И молить о судьбе иной?

Вот и бьётся в бою мой брат,
Как свершает последний Суд.
Орудийный гремит набат,
И в ответ колокольный гуд
Воскрешает киоты хат.