|
||||
|
||||
24.02.2011
Проза поэтаАвтор Руслан Подубцев
В 2010 году в издательстве храма святой мученицы Татианы вышло собрание прозаических сочинений Олеси Николаевой. Это уже известные читателям романы «Инвалид детства» и «Мене, текел, фарес», повести «Пленный херувим», «Ничего страшного», «Корфу», а также новая книга под названием «Кукс из рода серафимов». В оформлении серии были использованы картины художника Валерия Башенина.
Есть мнение, что прозу поэта всегда нетрудно отличить от прозы автора, не пишущего стихи. Может быть, это и так, но, когда речь идет об Олесе Николаевой, интересно другое. Ее тексты – это попытка взглянуть на мир глазами верующего человека. Она проводит параллель между «земным» и «небесным», указывая на то, что Божий промысел неизбежно расставляет все по своим местам. Такая установка, с одной стороны, автоматически придает повествованию глубину, делает его многослойным, а с другой – существенно ограничивает писателя в выборе художественных средств: он вынужден соответствовать образу объективного рассказчика, находящегося над ситуацией или, во всяком случае, в стороне. Бесстрастная интонация до известной степени сближает прозаические вещи Олеси Николаевой с агиографической литературой. Жертвуя формальной стороной и делая акцент на содержании, она сводит к минимуму проявления темного дионисийского начала художественного творчества. Если Николаева-поэт чаще следует за эмоцией и словом звучащим, то Николаева-прозаик – за мыслью и печатным словом. Любой писатель находит приемлемую для него самого пропорцию эстетического и нравственного. Скажем, многие произведения Набокова характеризуются, по выражению исследователей, моральной безвекторностью. Признанный эстет и мистификатор, он охотно использует собственный талант для создания как положительных, так и отрицательных героев. Олеся Николаева себе этого не позволяет. Злодеи, выходящие из-под ее пера, терпят крах уже на уровне языка: они описаны и разговаривают литературными штампами. В результате добро побеждает подчас не только идейно, но и стилистически. Это бросается в глаза в сочинениях околоцерковной тематики и менее заметно в рассказах, посвященных светской жизни. По признанию Олеси Николаевой, главная задача ее прозы состоит в утешении, и нужно признать, что решается она вполне успешно. Свидетельство этому – благодарные отзывы читателей, которые собрались в конце декабря 2010 года в церкви святой мученицы Татианы. Там проходила презентация новых книг, выпущенных издательством храма, а также творческий вечер их автора. На этой встрече среди прочих гостей присутствовали наместник Сретенского монастыря архимандрит Тихон (Шевкунов), главный редактор журнала «Знамя» Сергей Чупринин и писатель Алексей Варламов.
С. Чупринин, главный редактор журнала «Знамя»:
– Проза Олеси Николаевой – это совершенно чистые и правдивые истории о том, как человек приходит в Церковь, к Богу. Таких книг мало. Олеся, может быть, самый церковный писатель, даже более церковный, чем священнослужители, которые тоже, случается, пишут романы и повести. Это какой-то особенный мир, который, однако, не отделен от мира обычного, повседневного. В своих прозаических произведениях Олеся Николаева предстает перед нами совершенно открытой и незащищенной. Это, наверное, пример того, как должен вести себя писатель – быть честным с самим собой.
Тихон (Шевкунов), архимандрит, наместник Сретенского ставропигиального мужского монастыря:
– Олеся исключительный человек. Эта исключительность заключается в ее монахолюбии. Сегодня монахи живут среди мирян, в этом смысле их нельзя назвать людьми особенными. Но все равно это некое закрытое сообщество, которое мало кого к себе пускает. Не всем удается действительно подружиться с монахами, а вот Олесе это удалось.
А. Варламов, писатель:
– Книги Олеси Николаевой написаны легко и в то же время назидательно. К этому нужно правильно относиться. Русские писатели в последнее время стали бояться обвинений в дидактизме. А ведь, например, «Капитанская дочка» Пушкина – тоже назидательное произведение, в котором история взаимоотношений двух молодых людей рассказана с христианской точки зрения. Пока они идут против воли родителей, против воли Бога, у них ничего не получается, как только они смиряются и становятся более послушными, все устраивается благополучно. Когда читаешь книги Олеси Николаевой, чувствуешь что ее герои находятся в постоянном диалоге с небом. Это нисколько не подавляет читателя, а напротив, заряжает его бодростью, вызывает желание жить дальше.
О. Николаева, писатель:
– Для меня человек, на его пути к вере, уже сам по себе является литературным героем. Так получилось, что в своей жизни я встречалась со многими потрясающими людьми. Из наблюдения за их отношениями с Богом рождались какие-то истории. Всегда интересно вопрошать, почему что-либо случилось с тем или иным человеком, что было причиной человеческой трагедии или победы. Мне кажется, прозу я стала писать именно от избытка интереса и чувства таинственности жизни.
Олеся Николаева прочла несколько рассказов и стихотворений, а также ответила на вопросы из зала.
– Каков собирательный образ, молодого поэта, который еще только учится? Что это за человек? И есть ли у него перспективы как у поэта?
– Вот посмотрите, поэты «серебряного века» и XIX века не только писали стихи. Они были литераторами в широком смысле – издавали журналы, писали статьи, читали лекции. Сейчас, конечно, не время поэтов. Современному молодому поэту очень трудно: он фактически не находит для себя аудитории. Ему нужно параллельно работать в издательстве, или преподавать в институте, или писать сценарии. То есть ему необходимо найти дело, которое сможет его прокормить. С другой стороны, нужно сказать, что писателю любая побочная работа идет на пользу, ему даже страдание идет на пользу. Все, что с тобой происходит, может быть превращено в художественную реальность.
– Способна ли современная литература как-то повлиять на общественную ситуацию и снять накопившееся напряжение?
– Эта ситуация очень запущена. Выросло поколение, которое ничего не читало, которое, например, не может понять, в чем проблема Раскольникова и почему Татьяна Ларина не ушла к Онегину. Я не знаю, чем современная литература может помочь. У меня достаточно пессимистический взгляд именно на современную ситуацию. Наверное, что-то может изменить церковное образование. Люди забыли, что такое грех. Они не понимают, почему те или иные поступки совершать не следует. Они не понимают, чем они будут за это расплачиваться, какие будут последствия. Мне кажется, что внятная церковная политика может сформировать здоровое мировоззрение.
– Может ли литература быть средством церковного образования? Может ли она служить этому делу?
– Литература все-таки дает некий способ мышления. Ведь даже Христос разговаривал со своими учениками на языке художественных образов, на языке метафор, сравнений. Такой разговор более понятен человеческому сердцу.
Ангел
Олеся Николаева
Той зимой у меня была тяжелая жизнь – во-первых, я очень устала: почти десять лет, когда муж стал священником и мы поселились в Переделкине, я практически с утра до ночи работала у него шофером и возила его ни свет ни заря в Москву и обратно – в час, когда все нормальные люди уже поужинали, отмокли в ванне и сидят себе преспокойно у телевизора. А во-вторых, я как-то хронически замерзла: на дворе было морозно так, что в нашем ветхом переделкинском домике комнаты не прогревались выше 12 градусов, и то и дело замерзали трубы. Поэтому надо было постоянно быть начеку – обкладывать эти трубы пластмассовыми бутылками с кипятком, держать открытой зажженную духовку, пускать тоненькую струйку воды, наблюдать за включенными рефлекторами, но чтобы они не горели одновременно, а по очереди. Ибо в противном случае это грозило тем, что такого напряжения могли не выдержать электрические пробки, и тогда дом наш погрузился бы в кромешный мрак. А мрака в декабре, как известно, и так предостаточно.
Ну и Рождественский пост к тому же…
Словом, как-то я изнемогла и с нетерпением дожидалась Рождества: там уже и день начнет прибавляться, там уже и святки, тут и до масленицы недалеко, а тут и Пасха с солнышком, теплым ветерком и птицами, птицами.
И вот так, горюя и перемогаясь, я и поняла вдруг, чего именно мне особенно хочется и что явилось бы для меня подлинным утешением: увидеть своего Ангела. Вот, рассуждала я, он ведь дан мне при крещении и с тех пор ходит за мной, пребывает подле меня в моей комнате, присутствует тайно в моей машине, а я его не чувствую, не вижу, не слышу.
Прямо искушение с этим моим желанием! Ведь люди, которые хоть сколько-нибудь понимают в духовной жизни, отлично знают, что если грешный человек начнет вдруг видеть бесплотных духов, то это будет лишь свидетельствовать об его полном помрачении. И если мое желание вдруг исполнится и я увижу своего ангела, то это будет означать, что – все, мама дорогая, пора тебе, детка, лечиться. И в то же время – так хочется, так хочется, как если бы он был любимейшим моим существом и я бы, тоскуя в разлуке, чаяла скорой встречи с ним.
Ужас – и не помолишься, чтобы Господь мне его все-таки показал, и не отсечешь от себя это безумное желание. Словом, бзик.
А тут и Рождественский сочельник приближается. Думаю – причащусь-ка я в сочельник, на литургии Василия Великого, а потом еще попрошу благословения у священника, чтобы и в Рождество. «Во исцеление души и тела». А то совсем я что-то скисла и рассыпалась.
Так и сделала. Причастилась в сочельник да еще и разрешение на причастие в Рождество вымолила. И сразу мне легче стало. Музыка какая-то в душе послышалась, свечечка внутри загорелась – тепло от нее.
Жалко только, что мужа моего поставили служить ночью на Рождество не в его храме святой мученицы Татианы, куда мои дети с внуками на большие праздники ходят, а в Храм Христа Спасителя. Там-то уж точно малые дети ночной службы не выдержат: ни присесть им, ни притулиться. Ну ладно. Пусть муж мой служит с Патриархом, а я поеду туда, где мои деточки – малые и большие. А после службы я мужа моего заберу и – домой, в Переделкино.
Отвезла я его в Храм Христа Спасителя и вернулась в Переделкино за дочкой и внучкой, чтобы везти их в Татиану. Свернула с шоссе, еду по пустынной дороге, деревья все в инее, поземка по земле вьется, спешить мне некуда, по сторонам смотрю, любуюсь. А вот уже и место, где вовсе надо снизить скорость, включить левый поворотник и притормозить, потому что тут уже надо повернуть налево и въехать в ворота. Остановилась я и кручу себе руль осторожненько, поскольку дорога очень уж скользкая и ненадежная. И только я выписала этот угол в девяносто градусов, как вдруг вижу – несется прямо на меня, выехав через сплошную на встречку, на страшной скорости черный крутой автомобиль – прямо метит в мою водительскую дверь, и я в эти считанные секунды понимаю: все! Это конец. А с другой стороны – такой покой у меня в душе и голос какой-то – тоже очень спокойный и внятный – отчетливо мне говорит:
– Не бойся! Не бойся! Не бойся!
И тут в самый последний момент водитель этой летящей на меня машины крутанул руль влево, ударил меня по касательной в левое крыло, после чего пролетел по высоченным сугробам еще метров пять, пока не врезался в железную сетку забора: она спружинила, хотя и порвалась, но остановила этот убийственный полет. Из этого БМВ выскочил мужик восточной национальности и кинулся к задней двери. Он распахнул ее и вынул оттуда на руках – ребенка, лет семи. Подержал, подержал его так на весу, да мальчик затрепыхался и встал на ноги.
Все были целы и невредимы.
Но я продолжала сидеть в своей машине, которая после удара отвернулась вправо и уперлась носом в кучу мерзлого снега. Со мною произошло настоящее чудо, и душа переживала торжество, не силах до поры это вместить и осознать. Особенно поразил меня этот отчетливо прозвучавший голос: «Не бойся! Не бойся! Не бойся!» И я чувствовала, что и носитель этого голоса должен был быть в эту минуту рядом со мной, вот здесь.
Ну, дальше было очень много всякой суеты – надо было дочку с внучкой отправлять в храм на такси, дожидаться милиционеров, просить кого-нибудь привезти моего мужа после ночной литургии в Переделкино, ну и так далее, и так далее. Не в этом суть.
Я поняла, что Господь услышал мои тайные воздыхания и утешил меня уверением в том, что ангел, даже если он пребывает для меня незримым, все равно со мной. Я иду, и он следом. Я сплю, и он надо мной. Я пишу, и он заглядывает через плечо. Я тоскую от одиночества, а ведь я – с ним. Но и: я негодую, а он слышит мои обличения, мои несправедливые язвительные слова… И значит, все, что происходит со мной, не остается втуне, кем-то воспринимается всерьез, учитывается, записывается в книгу, которая будет прочитана на Страшном Суде.
Ну вот, казалось бы, и все – недоумения разрешены. Прошения исполнены. Радуйся, пой, живи! Блюди, яко опасно ходиши. Ан – нет!
Потому что через весьма малое время – уже Великим Постом, в марте, месяце оксюморонов, когда сходятся вроде бы несводимые концы и начала и в таинственной единовременности пребывают картины детства, юности и текущей немолодой жизни, когда особенно отчетливо ощущается хрупкость и конечность жизни, а при этом – ее беспредельность и неотмирность, когда пронзительно чувствуется и неизбежное приближение Рокового Дня и его эфемерность, образ этого незримого ангела опять появился как нечто желанное и вожделенное. Я ходила по черным скукоженным злым снегам и пыталась представить, где же тут он, и не находила его. Искала его как возлюбленного и – не отыскивала! Звала – и не слышала отклика!
Все повторялось опять: «Студных помышлений во мне точит наводнение тинное и мрачное, от Бога разлучающее ум мой, – еже иссуши, о заступниче мой!» Ангеле мой, ангеле!
Но вот, наконец, наступила Пасха. И все стало так, как я мечтала в начале зимы. Засияло солнце, запели птицы, стал прихорашиваться жасминовый куст у моего порога.
А через несколько дней к моему мужу в храм святой мученицы Татианы пришел его прихожанин, который только что вернулся со Святой Земли, и подарил ему пасхальный подарок. Это была фотография патриарха Иерусалимского Исидора, сделанная на Пасху, когда он в своем храме причащал верующих. Вот он стоит на амвоне с Чашей в руке и осторожно раздает лжицей Святое Причастие. А возле него, с той стороны, где Чаша, чуть лишь наискосок – силуэт белоснежного ангела с горящей свечой в руке. Журнал «Православное книжное обозрение»
Главный редактор – иеродиакон Юрий (Филиппов)
|
 2010 – 2024 Издательский Совет Русской Православной Церкви
|
