|
||||
|
11.05.2022
Юрий Кублановский: «Верю в постепенное просветление России»Юрию Кублановскому 30 апреля исполнилось 75 лет. Тонкий лирик и проницательный публицист, эмигрировавший в советские годы на Запад под угрозой ареста за многочисленные публикации за границей, он одним из первых вернулся в Россию — надеясь на возрождение Родины. Накануне юбилея «Культура» побеседовала с поэтом о современности. — С каким настроением подходите к такой важной дате? — Уж скорее драматичной, чем важной, да еще в такие тревожные времена... В прошлом году в издательстве «Русский путь» у меня вышел трехтомник — итог полувековой литературной работы. Гляжу на него и переосмысливаю то, что осталось у меня за спиной, думаю, о чем еще мечталось бы написать... В первом номере «Нового мира» за этот год вышла большая подборка моих стихотворений. Совсем недавно мне позвонил старый товарищ, театровед Борис Любимов, и очень высоко о ней отозвался. О том же написала на днях и Наталья Солженицына. Рассказываю не для похвальбы, а просто приятно, когда стихи текут прямо от сердца к сердцу. Но еще больше я думаю, конечно, о происходящем сегодня в мире. Еще 30 лет назад я предсказал в тогдашних стихах возможную войну с Украиной!... — Как вы думаете, возможна ли в будущем нормализация отношений с Западом? — Западная цивилизация переживает далеко не лучшие времена. Она утратила свои христианские корни и просто зависла в воздухе. И ее идеологией стала вседозволенность. Не хочу идеализировать нашу Россию, но нам до Запада в этом отношении пока еще далеко. Мы пока еще страна, где православная церковь и традиционные представления о человеческих взаимоотношениях играют большую роль. — Когда вы уезжали в эмиграцию, у вас были какие-то представления о Европе? Насколько они совпали с тем, что вы увидели? — Я оказался в Европе в конце 1982 года и еще застал там кусочек той культуры, которую знал по фильмам и заочно любил. Теперь Европу захлестнули волны массовой эмиграции. Она в них тонет и по понятным причинам не может переварить. Обвал Европы начался тогда, когда обвалился Советский Союз. Оказалось, что европейская цивилизация и СССР, которых считали антагонистами, на самом деле чуть ли не сиамские близнецы. Только СССР рухнул разом, а падение цивилизации несколько растянулось во времени. Правда, я думал, что это произойдет к середине века, но ход истории вдруг убыстрился, как сказано у меня в стихах «к неизвестной только глупцам развязке». — В одном интервью вы говорили, что никогда не собирались оставаться за границей, поскольку для писателя важно сохранить живую связь со своим языком и с читателем. Это и заставило вас вернуться? — Да, конечно. Но не только это. Я всегда ощущал марксистскую идеологию как железный намордник на лике дорогой моему сердцу России. Мне наивно казалось, что, как только он отпадет, начнется быстрое моральное возрождение Родины. Увы, Россия утонула в трясине криминальной революции, а церковь и культура не сумели ее спасти. Я лишний раз убедился: в истории плодотворны только эволюционные бережные процессы. — Наша поэзия, как и наша культура, лежит в лоне христианской культуры. Насколько возможно сблизиться с Востоком, который и в религиозном плане, и в культурном стоит совсем на другой традиции? — Тут надо быть очень аккуратными. Мои друзья, живущие и работающие в Китае, переживают, что мы слишком прекраснодушны в отношении этого государства. Я слежу за развитием китайской цивилизации с большим интересом, но и с определенной опаской: не веря, что марксистская идеология может быть в конце концов плодотворна. С Индией у нас давняя дружба, но все-таки по культуре мы, русские, — европейцы. Для меня образ Версилова из «Подростка» Достоевского очень знаменателен: это русский европеец, оплакивающий камни Европы. Я сам себя чувствовал таким Версиловым, когда жил на Западе. Европейские традиции были мне гораздо дороже, чем многим парижским интеллигентам, с которыми приходилось общаться. Они смотрели сквозь пальцы на то, как уходит в небытие общество, культура и то, что составляло красоту Франции, ее дух и традиции. — Какой тогда путь остается у России? — Известный мыслитель Семен Франк, высланный из России в 1922 году, по свежим следам написал на Западе книгу «Духовные основы общества». Там он пытался нащупать третий путь: не потребительская цивилизация, не тоталитарный режим, но как бы я это определил, либеральный консерватизм: свобода, плодотворно ограничиваемая нравственными традиционными ценностями. Я надеюсь, что после обморока криминальной революции мы медленно, оскользаясь, с большими ошибками, порой на ощупь, но все-таки движемся в правильном направлении. — В одном интервью вы говорили, что по-прежнему чувствуете себя самиздатчиком, потому что в стране — большие проблемы с книгоизданием. Сейчас ситуация еще ухудшилась из-за роста цен на бумагу. Что ждет российский книжный рынок и писателей? — Книгоиздание в России сейчас такое, каким не было даже в Серебряный век: самая что ни на есть золотая пора. Каждый месяц выходят невероятные по типографскому и по литературному качеству книги. Вот передо мной лежит прекрасно изданный том переводов Марины Цветаевой в 600 с лишним страниц. Столько всего выходит, я просто изумляюсь. Тиражи, конечно, намного меньше, чем при советской власти. Что поделаешь: сетевая культура вымывает книгу из сознания человечества. И все-таки для человека, который любит книгу, сейчас настоящий пир, хотя пир во время чумы. — Каким вы представляете своего читателя? — Думаю, мой читатель, как и я сам, озабочен судьбой своей Родины, ищет и любит красоту мира и понимает, что, как говорил классик, «красота спасет мир». Я старался, чтобы моя поэзия была гармоничной, закаляла, укрепляла и ублажала душу. Насколько мне это удалось, не знаю, но я всегда к этому стремился: быть свежим и вместе с тем работать в том литературном каноне, который был нам завещан великими русскими поэтами. — Вы как-то сказали, что хотели преодолеть советскую идеологию и вернуться в лоно дореволюционной литературы. Именно с ней вы чувствуете свою связь? — Конечно, но сейчас я немножко пересмотрел свои взгляды. Все-таки и при советской власти жили замечательные поэты: Арсений Тарковский, поздний Заболоцкий, многие... Творили и поэты, чей замес уходит еще в Серебряный век, и появились новые: Семен Липкин, Инна Лиснянская, всех не перечислишь. В Питере живут сейчас настоящие классики: Александр Кушнер, Сергей Стратановский. Так что нельзя сбрасывать со счетов ту литературу и поэзию, которая появилась при советской власти. В Советском Союзе эта поэзия тонула в трясине соцреалистической графомании. Сейчас трясина высохла, и обнаружилось немало перлов. — А если говорить о современных молодых поэтах: следите ли вы за кем-то и вообще, какой видите русскую поэзию завтрашнего дня? — Не могу загадывать ответ. Все будет зависеть от того, какой будет в целом человеческая культура. Если она убережется, приобретет второе дыхание, снова наберет высоту, будет существовать и поэзия. — Оглядываясь назад, какой вы видите свою жизнь? Вы как-то сказали, что это будто не одна, а несколько разных жизней. — Мой трехтомник это действительно подтвердил. Не могу представить, что стихи, вошедшие в него, можно объединить одной обложкой. Каждый том — это законченный период жизни. Первый включает в себя все, что было до эмиграции, второй — это чужбина, а третий — написанное после возвращения: это и жутковатые 90-е годы, и постепенное просветление России. Действительно, словно я прожил не одну, а несколько жизней. Но ведь это так и есть, я еще помню утро, когда проснулся, а у моего изголовья сидела заплаканная мама: «Юрка, сегодня умер Сталин»... И вот уже XXI век с его новыми технологиями, конфликтом с Украиной и Бог знает какими еще бедами и сюрпризами. — Вы отважный человек и не боялись резко изменить свою жизнь? — Не боялся. Все-таки мы дети XX съезда. Той кровавой мясорубки, которую помнили мои предки, уже не было. Конечно, сидели в лагерях многие патриоты, такие как Игорь Огурцов или Леонид Бородин, но все равно: социализм помягчел. В 30-е годы Борис Пильняк говорил: «В нашей стране нет человека, который ни разу не подумал, что его могут расстрелять». Точнейшее определение 20–30–40-х годов. Но мы уже вышли на общественную арену, когда эпоха стала сравнительно вегетарианской. Да, меня могли посадить, я, как и многие из моего поколения, прикидывал, что это возможно. Но даже к лагерю заочно относился как к жизненному опыту, который, как я надеялся, меня не сломает. — Вглядываясь в будущее, чего вы ждете, какие планы строите? — Пока не могу сказать. Я много лет, начиная с 1989 года, веду дневники. По мере того, как тетрадь заканчивается, сдаю в РГАЛИ. Незначительная часть дневников уже опубликована в «Новом мире». Когда-нибудь, я надеюсь, эти дневники станут зеркалом переломной эпохи: от коммунизма к либерализму и к тому, что пока невозможно определить словами, можно только нащупывать, пристально вглядываясь в настоящее и грядущее. Но надеюсь, что эти мои записи не устареют и будут интересны нашим детям и внукам. — Может, процитируете из ваших стихотворений строки, которые выражают ваше жизненное кредо, мироощущение? — Есть у меня такое стихотворение, достаточно злободневное. Хотя и написанное несколько лет назад... Я глазам и ушам не верю: ладно, люди — целые государства задыхаются в неуемном лае на отверженную Россию, отстоявшую бухты Крыма, соплеменников, память сердца, тень последнего своего монарха. Если б мне такое в 80-х напророчил кто-нибудь, я, пожалуй, у виска покрутил бы пальцем, только в мнении своем укрепившись: мол, все это байки для бестолковых, осовеченных, оглупленных граждан — байки, что мы миру чужие. Но забыть приходится день вчерашний. Неужели то, чему суждено, случится? «Подымите мне веки!» — командовал монстр из страшной сказки Гоголя, таинственного провидца. Говорят, что янки (а ты, брат, жалок) все в одной корзине не держат яйца. Так факир под дробь барабанных палок из цилиндра за уши вынул зайца. Автор: Анна Александрова Источник Юрий Кублановский – лауреат Патриаршей литературной премии 2015 года |
|