15.06.2021

Анатолий Байбородин: Участь писателя и разбойника

Интервью с писателем Анатолием Байбородиным, номинантом Патриаршей литературной премии.

— Анатолий Григорьевич, что главное для Вас в писательском творчестве?

— Писатели, что без Бога и царя в голове, высокоумно поучают: мол, талантливое сочинение — не Нагорная проповедь Христа и не Моральный кодекс строителя коммунизма; талантливое сочинение — откровенное самовыражение без назидательного нравоучения и без навязывания неких спасительных идей, — «правда жизни», пусть даже чернушная с похабными сценами и матами, таинственные подтексты, а завершение, вроде оборванное, чтобы читатель сам домыслил сочинение. Сия литературная метода — от лукавого, когда писатель вольно-невольно проповедует мрак, гибельный для читательской души. Я же понимаю писателя как воспитателя детского сада, учителя и даже священника, что засевает души спасительной любовью ко Всевышнему и ближнему.

Живет в православном народе притча о посмертной участи разбойника и писателя. За смертные грехи разбойничья душа терпела великие мучения, а писательской душе поначалу жилось легче. Но прошло время — и участь разбойника облегчилась: вымаливали былую разбойную душу некие богомольцы, — а муки писателя усугублялись, хотя и за писательскую душу молились. А причина в том, что у разбойника на земле уже грехов не добавлялось, а произведения писателя, талантливо воспевшего в сочинениях грешные страсти, читали многие люди и впадали в соблазн.

Так вот писатель отвечает и за свою душу, и за души читателей, подобно священнику, что отвечает и за души своих прихожан. А посему я с неких пор пристально редактирую свои сочинения, удаляя скверномыслие и сквернословие, воспевание земных страстей. Стараясь разглядеть героев, события, о которых пишу, глазами уже не просто жителя Земли, России — а православного христианина. И оценить запечатленную жизнь с христианской точки зрения, пусть без церковной риторики, чтобы в повестях, романах, очерках царила, правила любовь ко Всевышнему и ближнему. Даже воспетая любовь к ближнему — уже любовь к Вышнему.

В прошлом году завершил работу над романом «Боже мой…», что в начальной редакции вышел еще при советской власти, которая, будучи атеистической, как ни странно, пропустила роман и с эдаким церковным заголовком. Роман увидел свет в Иркутске тиражом в 50 тысяч, потом книгу переиздали в «Роман-газете» с предисловием Валентина Распутина тиражом в миллион экземпляров. Сравните с нынешними тиражами в пятьсот или тысячу экземпляров… Российские народ был поголовно читающим… Прошло четверть века; перечитал роман, и удручили многие сцены, кстати, с некой романтизацией земных страстей, не глянулся и мутный слог, решил почистить, словно помыть пыльные окна. И я года на два погрузился в работу над окончательной редакцией романа, который в прошлом году передал в издательстве «Вече», и, по слову главного редактора Сергея Николаевича Дмитриева, в нынешнем году, Бог даст, книга увидит свет в серии «Сибириада». В сем же родном и любимом издательстве «Вече» зимой вышел второй том публицистики, названный «Слово о роде и народе», — сборник очерков и статей о русских писателях и русской этике. Первый том — «Сокровища Сибири».

— Где публикуются Ваши произведения?

— Изрядное количество очерков, статей, повестей и рассказов увидели свет в губернских литературных журналах; но случались, хоть и редкие, но самые дорогие публикации и в «Нашем современнике», который с середины прошлого века печатал все самое талантливое в прозе, публицистике и критике, что рождалось в русской литературе во славу русского народа, в его обережение от супостатов. Нижайший поклон Станиславу Куняеву, главному редактору журнала, талантливому русскому поэту, публицисту, литературному критику, у которого в руках словно и не писательское перо, а богатырский меч.

Но дороги и публикации в избранных российских журналах, которые редактируют талантливые русские литераторы. Вот недавно пришел по почте журнал «Родная Кубань», где главный редактор — выдающийся русский литературный критик, ученый-филолог Юрий Павлов. В нынешнем веке приноровился я публиковать сочинения и на сайтах, таких как, «Русская народная линия» (поклон Анатолию Степанову), «Российский писатель» (поклон Николаю Дорошенко), Младое око» или «Молоко» (поклон Лидии Сычевой), «День литературы» (поклон Валентине Ерофеевой).

— Какие у Вас творческие планы?

— Как говаривали ранешние писатели, что сочиняли на писчих листах бумаги, мой письменный стол полон черновиков, иные отпечатанные, иные рукописные; и в прошлом году достал из загашника черновик повести «Любострастие» и пытаюсь довести до ума. Но трудно вырвать время, когда, будучи главным редактором «Сибири», по уши завален журнальной работой. «Любострастие» — не богословский трактат о похоти, а покаянная повесть о жизни писателей, художников, сжигаемых любострастием; и о том, как избранные все же не сгинули во хмельном угаре от тягости грехов, но, словно горемычный мытарь, испуганно вошли в Божий храм, и пав ниц, захлебываясь слезами, шептали: «Боже, милостив буди мне грешному…». А потом спасались молитвой и вдохновенным созидательным трудом…

— Кто ваш читатель?

— Быть читателем не развлекательной беллетристики, а серьезной художественной литературы, порой даже сложной по мысли и слогу, — дарование, и духовное, и творческое. Дар душевный — способность восхищаться тому, что восхищает писателя в людях, сострадать страдающим героям повествований, размышлять вместе с писателем, и наконец, чуять и наслаждаться русским народно-образным словом, коли эдаким кружевным, живописным слогом создано произведение.

— О чем важно сейчас говорить с детьми?

— Русская поговорка гласит: воспитывай сына или дочь, пока поперек лавки лежит. Если вдоль — родители уже опоздали. Малые чада, яко ангелы, и не случайно Господь рече: «Аминь глаголю вам, аще не обратитеся и не будете яко дети, не внидете в Царство Небесное: иже бо смиритеся яко отроча сие, той есть болий во Царствии Небесном; и иже примет отроча таково во имя мое, мене примет; и иже аще соблазнит единого малых сих, верующих в Мя, лучше есть ему, да повесится жернов осельский на вые его, и потонет в пучине морстей» (Мф. 18:3-6).

Сейчас, когда в умах и сердцах царит хам потребления, хам эгоцентризма, хам пустого развлечения, особо потребны, душеспасительны книги для детей, где воспевается бескорыстная и даже жертвенная любовь к ближним, как в заповеди: «Сия есть заповедь моя, да любите друг друга, якоже возлюбих вы: болши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя» (Ин. 15:12-13). Нужны увлекательные произведения для детей о верной дружбе, об аскетизме ради служения народу, ради отвержения от погибельной страсти эгоистического потребительства, кое рекламно заполонило все медиа пространство. Государству, чтобы выжить, нужно взрастить не поколения тупых и вороватых потребителей, а талантливых и честных созидателей, дабы наряду с земным духом, что вкладывают родители в детей, в детские, отроческие души вошел бы и дух любви к человеку, подобию Божию, к природе — Творению Божию.

— Вы рассказываете о судьбе русской деревни, об историях простых семей в давние и недавние годы. Сохранился ли еще, по вашим наблюдениям, народ, черпающий силы и берущий пример для действия в себе самом, а не из телевизора или интернета?

— Русский народ ныне сохраняется лишь Божиим Промыслом, таинственным Божиим замыслом о русских на грешной Земле. Веками народ истребляли, уничижали, забивали в рабские колодки, а в нынешнем столетии еще пытаются обратить в потребительскую толпу, жаждущую хлеба и зрелищ. Но вопреки потугам лукавого русский народ в своем сокровенном ядре оберегает высокий дух жертвенной любви к брату и сестре во Христе, к Отечеству, оберегает природную русскую талантливость, что веками дивила мир. И, Бог даст, здоровое, созидательное русское ядро в народе будет расти, крепнуть, тем паче, если тому будет способствовать государева воля.

До начала прошлого века русский народ на восемьдесят процентов был крестьянским, боголюбивым, царелюбивым, а Россия — патриархальная, крестьянско-христианская империя. И почти до конца прошлого века крестьяне потаенно, неоглашенно хранили высокие нравственные начала. Даже будучи безбожными, похоже, чуяли Бога в подсознании, не случайно же во время войны в тылу хлынули в храмы, а на фронте взмолились Христу Спасителю. Заповедная крестьянская нравственность ярко запечатлелась в русской народной прозе и поэзии, что критики прозвали «деревенской»: Рубцов, Тряпкин, Шергин, Абрамов, Носов, Астафьев, Белов, Распутин, Личутин, и на сих именах русская народная словесность не иссякнет, но породит имена, не уступающие помянутым.

Как уже говорил, из всех русских сословий крестьяне испокон веков были самым боголюбивым, и самым царелюбивым сословием. И крестьяне, суть христиане, покорно несущие крест, близки по духу евангельским детям; и если в кровавой российской смуте начала прошлого века дворяне, разночинцы за что боролись, на то и напоролись, то крестьяне были жертвами.

Одыбали крестьяне после войны, приноровились к совхозам и колхозам, напоминающим русскую общину, крепко зажили в брежневское правление, а тут новая революция — криминально-буржуазная, которая нанесла по крестьянству такой удар, что если крестьянство и выживет, возродится в культурно-нравственных былых начал, то сие будет истинное Божье чудо, на кое уповаю.

В начале 90-х, когда открывались храмы, туда хлынула интеллигенция, что легка на подъем, а крестьяне эдак с набегу, наскоку не умеют. Не умея лицедействовать, фарисействовать, крестьяне должны поверить в полную душу, и совершенно освободиться от атеистического сознания, царившего десятки лет. Но если уж крестьяне входят в храм, то искренно, неколебимо, и входят храм не через культуру, как интеллигенция, а через покаянную душу. Верю, что вопреки нынешнему царящему в Отечестве утробному, любострастному, вороватому хаму русский народ до светопреставления еще возродится в былом православном духе и будет процветать, о чем речено у святых отцов. Дай-то Бог, что и власть имущие и русские властители дум проповедовали не культ потребления, а культ любви к родному народу, к Отечеству; и чтобы жители России не прозябали в жажде накопления, а жили, яко братья и сестры во Господе, в жажде милосердия, в жажде благочестия и любви.

— Что бы Вы еще хотели сказать читателям нашего журнала?

— В завершении беседы грех не поклониться тем, кто способствовал тому, что мне была оказана высокая честь — вхождение в список номинантов Патриаршей литературной премии. Поклон владыке Вадиму, в недавнем прошлом митрополиту Иркутскому и Ангарскому, а ныне Ярославскому и Ростовскому, который благословил издание составленной мною книги «Думы о русском с древнейших до нынешних времен». Низкий поклон епископу Северобайкальскому и Сосново-Озерскому Николаю, что в бытность настоятелем Посольского мужского Спаса-Преображенского монастыря на Байкале, возрождал обитель из порухи. Владыка Николай и выдвинул мои книги на эту премию. Поклон и доктору исторических наук, профессору МГУ Дмитрию Володихину, который ранее опубликовал статью о моей прозе в журнале «Наш современник» и написал послесловие для книги «Думы о русском с древнейших до нынешних времен». Я благодарю и моего духовного наставника, настоятеля древнего Михайло-Архангельского (Харлампиевского) храма, протоиерея Евгения Старцева, с которым мы лет десять дружно выпускали православный, историко-краеведческий, литературный альманах «Иркутский Кремль», удостоенный премий Губернатора Иркутской области и в свое время презентованный в Музее города Москвы. И наконец, поклон писателям, издателям, литературным критикам, благодаря которым мои сочинения вышли в свет и обрели читателя.     

Беседовал Илья Агафонов

Журнал «Православное книжное обозрение»