06.08.2020

Алексей Солоницын. Святыня моей жизни

Знакомая краевед спросила:

– А вы не знаете, куда девалась Албазинская икона Божьей Матери?

Видя некоторое недоумение, невольно возникшее на моем лице, добавила:

– Ну, вы же писали, как уничтожали наш кафедральный собор. Эта икона была одной из его главных святынь. Второе ее название – «Слово плоть бысть». Неужели не знаете?

Пришлось признать, что об этой иконе я ничего не знаю.

Иронически улыбнувшись, краевед не стала больше задавать вопросов и отошла.

Да, я действительно писал о нашем кафедральном Воскресенском соборе, который высился в центре Самары и был виден со стороны Волги за много верст. Собор был «визитной карточкой» Самары, украшением всего Поволжья. Строили его 25 лет, а уничтожали «с энтузиазмом» целых 5 лет – на века он был построен.

Иконы уничтожали в специально отведенный «день сжигания икон». Где уж тут уцелеть неведомой мне Албазинской иконе.

Вернувшись домой с этой не то конференции, не то совещания, тут же открыл ноутбук, нашел сведения об этой иконе. Прочел, что это святыня русского Приамурья, свое название получившая от крепости Албазин, основанной в 1650-м году знаменитым землепроходцем Ерофеем Хабаровым. Дважды по молитвам к образу Пресвятой крепость была спасена от штурмовавших ее китайцев. А однажды, точно так же, как Тамерлан со своим грозным войском вдруг отошел от осажденной Москвы, так и китайский богдыхан внезапно отошел от Албазина, где русские воины и все, кто был в осаде, готовясь к смерти, вдруг получили помощь по молитвам к Пресвятой и Пречистой.

В Самару образ Чудотворной привез с собой епископ Гурий (Буратовский), когда он в октябре 1892 года получил в управление Самарскую кафедру. Провожавшие его прихожане Благовещенска, очень полюбившие владыку, со слезами на глазах вручили ему соборную святыню, дабы она берегла и охраняла его на берегах Волги так же, как и на берегах Амура. А в знак особого уважения и любви подарили еще и список Албазинской для его домашней молитвы.

Узнав и многие другие замечательные подробности про крепость Албазин, про епископа Гурия, про чудеса по молитвам к святой иконе, я дошел до того места, где было написано:

«Указом Святейшего Синода от 24 августа 1895 года № 4142 разрешено совершать ежегодно 9 марта празднование в честь находящейся в Благовещенском кафедральном соборе древней иконы Божией Матери, именуемой ‟Слово плоть бысть”, с присвоением ей наименования ‟Албазинской”».

Прочел раз, второй, третий, пока, наконец, не понял, что 9 марта по старому стилю означает 22 марта по новому!

Мне казалось, что я уже все знаю по 22 марта, ведь это мой день рождения.

Это день весеннего солнцестояния, в народе он называется «Жаворонки прилетели». Печенюшками в виде жаворонков всегда потчевала меня Бабаня, как мы любовно называли нашу бабушку.

В этот день память сорока мучеников, в Севастийском озере мучившихся. Про это я узнал позже, когда пришла пора воцерковиться. Я даже, щеголяя знанием того, чего не знали мои сверстники, в одной из статей про кино предположил, что Борис Лавренев, написавший свой знаменитый рассказ «Сорок первый», не мог не знать о сорока мучениках севастийских.

 

И вдруг узнаю самую главную подробность про 22 марта!

«Слово плоть бысть» — это же вторая часть фразы начала Евангелия от Иоанна: «И слово стало плотью» (Ин. 1, 14).

Первую часть фразы мы слишком часто повторяем: «В начале было Слово». Однако не все понимают, что вовсе не о литературном слове говорит здесь апостол, но – о Христе, Боге-Слове воплотившемся, жившем среди людей, вот почему «Слово стало плотью».

Икона Богородицы с Младенцем внутри Себя относится к одному из изображений, названных «Оранта», что можно перевести не только как «Молящаяся», но и как «Путеводительница».

Для меня лично это значило, что Богородица всегда была и остается моей путеводной звездой.

Не успело улетучиться мое невежество, которым, как выяснилось, я еще и бахвалился, как почти сразу же, спустя всего лишь некоторое время после моего открытия, узнаю куда более впечатляющие подробности и про эту Богородичную икону, и про связанные с Ней драматические подробности, бывшие в 1930-е годы, когда крушилось все, что связано с жизнью Церкви.

На юге Самарской губернии был процветающий Покровский Чагринский женский монастырь, известный не только в Поволжье, но и по всей России. Священник отец Александр Чагринский (Юнгеров), духовник монастыря, известный святой жизнью, обрел от Господа дар прозорливости и исцеления, и потому в монастырь шло множество паломников. Рассказывают, что даже во время жестокой засухи косой дождь поливал монастырские сады и, как только напаивал влагой именно эти сады, внезапно прекращался.

В «Самарских епархиальных ведомостях» в 1896-м году так писали о нём:

«В век апостольский для христиан первенствующей Церкви Христовой были особые, чрезвычайные дарования Святого Духа. Может быть, и в нынешние времена для возбуждения спящей совести у людей маловерных или ищущих Господа также необходимы личности с особыми духовными дарованиями, с духом и ревностью Илииной, как отец Иоанн Кронштадтский, как подвизавшийся в затворе ученый епископ Феофан Вышенский, Амвросий Оптинский. К числу таковых, без сомнения, принадлежит и наш отец – Александр Юнгеров».

 

Монастырь большевики разорили, монахинь разогнали, устроив на месте его свинарник. Да, это не художественный образ, а исторический факт. Потом и свинарник разорился. Участвуя в поисках могилы отца Александра, собственными глазами видел «мерзость запустения».

Но среди бурьяна и пустошей благочестивые мирянки сумели могилку святую сохранить и обнести оградкой, и мощи отца Александра были обретены. Сейчас они покоятся в Самарском Иверском женском монастыре.

Когда я узнал про возрождение монастыря на месте порушенного, захотелось съездить туда, увидеть, как идет строительство обители. Кроме того, неподалеку, в селе Высокое, в храме Михаила Архангела, который и в годы Советской власти не закрывался, служит более полувека архимандрит Владимир Наумов, к которому давно собирался в гости.

И вот, наконец, давнее желание мое исполнилось.

Сидим на веранде дома отца-настоятеля, беседуем. Светит солнышко, беседа идет славно, батюшка встретил меня приветливо – ведь я привез ему свою книгу о владыке Иоанне (Снычеве), который отца Владимира и взрастил. Ценил его духовные дарования так, что приезжал к нему, тогда совсем молодому, прежде всего, исповедоваться, а потом и отдохнуть, порыбачить.

Беседа постепенно переходит на возрождающуюся обитель, и отец Владимир оживляется, рассказывая о последней игуменье монастыря, матушке Агнии.

– Знаете, какая она была? Мне рассказывали, она на коне верхом скакала! Спасла, что можно было из монастырских святынь здесь укрыть. Отважная была! А мы? Хоть бы чуточку от них взяли бы веры, силы духа!

Он смотрит на меня пристально, сквозь очки, щурит глаза.

– Вот о ком надо писать!

– А эти святыни у вас сохранились ли?

– Несколько старинных икон увидите в храме. А в алтаре есть одна, особо памятная. На ней надпись:

«В благословление боголюбезнейшей игуменье Агнии с великими благопожеланиями во спасение. Епископ Гурий, 20 июня 1896 года».

 

Он опять пристально посмотрел на меня, прищурив свои зоркие глаза.

– Да что это с вами? Не верите? Завтра после литургии я ее из алтаря вынесу, приложитесь.

– Спаси Господи, отец Владимир.

И я, торопясь и сбиваясь, рассказываю ему про то, что рассказал сегодня вам.

Икону принес в храм кто-то из прихожан. Давно это было. Не удалось выяснить, как она к этому человеку попала. Но то, что она принадлежала епископу Гурию, засвидетельствовано надписью на оборотной стороне иконы.

И в который раз убеждаюсь, что главное в жизни узнаешь с годами, и при обязательном условии: если не мнишь, будто тебе известно все и ты открыл все тайны. Нет, вера наша тем и замечательна, что чем дольше живешь, тем больше узнаешь.

И этому познанию нет конца. 

Православие.RU

 

Алексей Солоницын – номинант Патриаршей литературной премии 2012 года