20.06.2022
Стояние на Влене
Из книги «Всеволод Большое Гнездо» историка Алексея Карпова, номинанта Патриаршей литературной премии.
…Превращение князя Всеволода Юрьевича в одного из сильнейших правителей Руси произошло стремительно. К новому, изменившемуся статусу нужно было привыкнуть — и ему самому, и другим князьям. Время своеобразной «притирки» и заняло первые несколько лет его самостоятельного правления.
Способ, к которому новый владимирский князь прибег в первую очередь, был традиционным — через установление родственных, или, точнее, матримониальных, связей. Прежде всего, со своим ближайшим и наиболее сильным соседом, великим князем Киевским Святославом Всеволодовичем.
Переговоры на этот счет шли еще тогда, когда Всеволод пользовался покровительством Святослава. Сам же династический союз был заключен позднее, уже после окончательного утверждения Всеволода на владимирском престоле, когда отношения между князьями заметно охладели. Тем не менее обычай был соблюден.
«Того же лета, — читаем в Киевской летописи под 1179 годом, — призвал Всеволод Юрьевич Владимира Святославича к себе во Владимир и отдал за него свою братаничну (племянницу, дочь брата. — А. К.), Михалкову дщерь». И, по совершении брака, «иде Владимир с женою в Чернигов к отцу, ибо тут жил Святослав, придя из Киева».
У самого Всеволода к тому времени родились уже три дочери — но все они пребывали в младенчестве, так что использовать их в качестве инструмента создания княжеских союзов пока было рано. Судя по тому, что Михалко лишь несколькими годами был старше Всеволода, его дочь тоже едва вышла из отроческого возраста. Но из последующей истории Всеволода Большое Гнездо мы знаем, что он имел обыкновение очень рано выдавать девочек замуж — как только позволяла физиология или даже еще раньше. Так что предполагаемый юный возраст его племянницы не мог стать препятствием для заключения брака…
…Но мира со Святославом так и не получилось. Ни Всеволод не собирался подчиняться свату, ни Святослав Всеволодович не мог удовлетвориться заключенным во Владимире браком своего сына. Конфликт двух князей, обозначившийся еще в «деле» Глеба Рязанского (закончившего свою жизнь во владимирской темнице), с каждым месяцем только нарастал…
…Святослав Всеволодович оказался к тому времени в непростом положении — прежде всего, из-за желания добиться слишком многого сразу — и на севере, и на юге. «Мстил бы Всеволоду, — передает его рассуждения киевский летописец, — но нельзя [из-за] Ростиславичей: а те мне во всем пакостят в Русской земле». С чего начать и с кем вступить в войну первым, он так и не выбрал. Помог случай. Как раз в то время, когда Святослав готовился к войне со Всеволодом, недалеко от него, на противоположной, Киевской, стороне Днепра, охотился князь Давыд Ростиславич, «в лодьях ловы дея», а Святослав занимался тем же на Черниговской стороне, «ловы дея противу Давыдови». Искушение было слишком велико, и Святослав не удержался: «переступив» крестное целование Ростиславичам, он с немногими людьми скрытно переправился через Днепр. «Давыда схвачу, — рассуждал князь, — а Рюрика изгоню из земли и приму один власть русскую с братьями, и тогда отмщу Всеволоду обиды свои». Но не вышло: Давыд с княгиней успели вспрыгнуть в ладью и спаслись. Ничего не дала и попытка поймать Давыда у Вышгорода — тот сумел бежать. Поняв, что он проиграл и что возвращаться в Киев нельзя, Святослав уехал в Чернигов и «скупи всю Черниговскую сторону», готовясь к войне — теперь уже со смоленскими князьями Ростиславичами. Давыд, в свою очередь, прибежал в Белгород, к брату Рюрику. «Рюрик же, слышав, что Святослав бежал за Днепр, и въехал в Киев… и сел на столе деда своего и отца своего»… Но в каком печальном и жалком образе предстала перед ним столица Руси! Всего несколькими месяцами раньше в Киеве случился пожар: сгорели дворы и церкви «по Горе» — в самом богатом, аристократическом районе города; огонь не пощадил даже «великую митрополью Святую Софью» — главный храм Киева и всей Руси…
Так Святослав Всеволодович опять потерял с трудом добытое им великое княжение. Вступив в Киев, Рюрик тоже стал собирать силы, готовясь к большой войне. Брата Давыда он отправил в Смоленск — к старшему из Ростиславичей Роману. Но как раз на пути к Смоленску Давыд узнал, что Роман умер. Теперь братьям надлежало решать свои собственные дела. Их осталось всего двое из многочисленного прежде клана. Давыд занял смоленский стол, Рюрик же остался в Киеве, плача по брату, «аки по отцу».
Угроза войны Ростиславичей с «Ольговым племенем» на время отступила на второй план. Это дало возможность Святославу Всеволодовичу вновь поменять свои планы и начать, наконец, войну со Всеволодом — «про Глеба, сына своего» (а Глеб Святославич томился в то время во владимирском полену). Тем более что полки были уже наготове, братья собраны в Чернигове, сюда же явились и половцы, нанятые Святославом…
«На зиму», то есть на исходе осени или в начале зимы 1180/81 года, войско выступило в поход. Двигались кружным путем — сначала к верховьям Волги. Здесь Святослав должен был соединиться со своим сыном Владимиром — недавним союзником и к тому же зятем Всеволода Юрьевича, приведшим «весь полк новгородский». «И съехались на Волге, в устье Твери (Тверцы. — А. К.)», — пишет автор Новгородской летописи. Так началась новая большая война, грозившая стать самым серьезным испытанием для князя Всеволода Юрьевича.
Прежде, при Андрее Боголюбском, нельзя было и помыслить о том, что кто-то из соседних князей может напасть на его владения. Но времена изменились — и это было уже третье или даже четвертое нападение извне на земли княжества. Не так давно горела Москва, рязанские князья вместе с половцами разоряли окрестности Владимира, полностью выгорели Боголюбово и монастырь, основанный Андреем, и их надо было отстраивать заново. Теперь та же участь ожидала города и веси Верхнего Поволжья… Когда мы читаем строки «Слова о полку Игореве» о том, как князья начинали «сами на себе крамолу ковати», а «поганые» приходили «с победами на землю Русскую», то перед нашим взором предстают картины половецких набегов и княжеских междоусобиц в Южной Руси — Киевщине и Переяславщине. Но и Суздальские, Залесские земли пылали в огне междоусобиц всего за несколько лет до описываемых в «Слове…» событий. В начавшейся здесь войне приняли участие многие персонажи будущего «Слова о полку Игореве» — и сам Всеволод Юрьевич, предстающий в «Слове…» грозным блюстителем «отня злата стола» киевского, и мудрый Святослав Всеволодович, в чьи уста автор вложит «злато слово со слезами смешено» о единстве Русской земли, и его бесстрашный племянник «буй-тур» Всеволод, и, наконец, те же половцы — пусть и приведенные на сей раз самим Святославом, но оттого не менее алчные и жестокие…
От устья Тверцы полки повернули к Переяславлю-Залесскому, разоряя города и селения, встречавшиеся им на пути. «И положиша всю Волгу пусту, и городы все пожгоша», — свидетельствует новгородский летописец.
Всеволод Юрьевич тоже готовился к войне. Помимо собственных, он привлек под свои знамена дружины рязанских и муромских князей. «И вышел навстречу ему Всеволод со всеми суздальскими полками и с рязанскими полками и муромскими, — читаем в Киевской летописи, — и встретил их на Влене реке». «Не дошедше Переяславля за 40 верст» — уточняет новгородский книжник.
На реке Влене и произошли главные события этой войны.
Река с таким названием более в источниках не упоминается. Но историки давно уже пришли к выводу, что речь идет о речке Веле, левом притоке Дубны (именно так: «на Вели реке» значится в некоторых летописях). Ныне в своем нижнем течении она спрямлена каналом, а прежде действительно была «бережистой» (по выражению летописца), то есть с крутыми, обрывистыми берегами. На восточном ее берегу возвышаются холмы, разделенные оврагами; здесь-то, «во пропастех и ломах», то есть в низинах и оврагах, и поджидал неприятеля Всеволод со своим войском.
Переправляться через Влену (Велю) князь Святослав Всеволодович не решился. «Ибо вышли тут суздальцы полком, и учинили около себя твердь (укрепление, крепость. — А. К.)».
Правильный выбор позиции — одно из необходимых качеств для полководца. Всеволод, как видно, этим качеством обладал. Противники расположились на противоположных берегах и в течение двух недель ограничивались тем, что перестреливались через реку. «Стояние на Влене» грозило затянуться, что хорошо понимал Святослав. Видя невозможность дать бой непосредственно на льду реки или на одном из ее берегов, он вступил в переговоры со Всеволодом, отправив к нему в качестве парламентера некоего священника — «попа своего». Приведена в летописи и речь, с которой Святослав обратился к бывшему союзнику:
— Брате и сыну! Много тебе добра творил, и не чаял я такого возмездия от тебя! Но если уж умыслил на меня зло и схватил сына моего, то недалече тебе меня искать. Отступи от речки той, дай мне путь. Я к тебе перейду — пусть нас рассудит Бог. Или, если мне не дашь пути, — я отступлю, ты перейди на эту сторону: пусть здесь нас Бог рассудит!
Это было в обычае древней Руси: князья находили удобное, подходящее место и изготавливали свои полки, дабы решить спор в честном бою — «как Бог рассудит». Но Всеволод никак не отреагировал на предложение своего бывшего покровителя. Больше того — он «изымал» посла и отправил его под стражей во Владимир, «а к Святославу не отвечал».
Конечно, такое отношение к послу — лицу неприкосновенному, тем более к лицу духовного звания, не красит героя нашей книги. Но Всеволод еще раньше успел доказать, что отличается прагматизмом, но отнюдь не рыцарскими качествами, и без какого-либо пиетета относится даже к церковным иерархам, исполняющим посольские функции. Святослав располагал бóльшими силами, чем он, да и черниговские воины на поле брани превосходили рязанских или муромских — Всеволод сам убедился в этом в ходе недавней войны, когда сражался в одном строю с сыновьями Святослава Всеволодовича — теми самыми, что стояли сейчас на противоположном берегу Влены. А потому вступать с ними в открытый бой, полагаясь на одну только Божью волю, он не хотел.
Но, оказывается, не только Святослав — собственная дружина Всеволода тоже просила князя о сражении: «хотяхуть крепко ехати на Святослава», по выражению летописца. Князь, однако, отказал и им. «Всеволод же, благосерд сый, не хотя кровопролитья» (или, в другом варианте: «не хотя крове прольяти»), — а потому и не двинулся со своей укрепленной позиции. Но дело, конечно, было не только в «благосердии» владимирского князя, или даже совсем не в этом. Примерно так же Всеволод действовал в недавней битве на Колокше, у Прусковой горы: тогда он тоже проявил выдержку, не тронулся с места — и это принесло ему победу. Вот и теперь он предпочел выжидать…
При этом нельзя сказать, что Всеволод полностью бездействовал, пассивно следя за перестроениями противника. Со своего берега Влены он отправил рязанских князей атаковать «товары» Святослава Всеволодовича. Нападение оказалось неожиданным: рязанцы ворвались в стан Святослава и захватили его людей. Но на помощь черниговцам подоспел Всеволод Святославич со своими «кметями» — теми самыми, что «под трубами повиты, под шеломами взлелеяны», по выражению автора «Слова о полку Игореве»: они набросились на рязанцев и перебили их, а частью самих захватили в полон, так что рязанские князья едва сумели уйти.
Между тем начиналась оттепель. Дороги грозили сделаться непроезжими для конницы; могли вскрыться реки. Убоявшись «теплыни» и «полой воды», Святослав Всеволодович повернул свои полки обратно. Причем отступать пришлось спешно, бросив «товары», так что воинам Всеволода досталось много всякого добра. Но преследовать Святослава Всеволод запретил: противник по-прежнему был слишком силен.
Всего в ходе боев, по сведениям новгородского летописца, было убито около трехсот воинов из лагеря Всеволода (большей частью, наверное, рязанцев, перебитых во время атаки на Святославовы «товары»). «А новгородцы все здравы пришли», — не забыл отметить автор летописи. Как видим, потери у Всеволода Юрьевича были достаточно велики. Но результаты войны не всегда определяются числом погибших.
Возвращаясь от Влены, Святослав Всеволодович сжег Дмитров — город, прикрывающий Суздаль со стороны Черниговского княжества и к тому же «тезоименитый» Всеволоду (Дмитрию в крещении). Это был во многом акт мести — своих целей Святослав не достиг. Но урон Суздальской земле был нанесен немалый.
…Много лет спустя, описывая кровопролитную войну между сыновьями Всеволода Большое Гнездо, новгородский книжник вложит в уста одного из владимирских бояр слова, обращенные к Юрию и Ярославу Всеволодовичам и исполненные гордости и откровенного бахвальства: «Не было того ни при прадедах, ни при дедах, ни при отце вашем, чтобы кто-нибудь пришел с войной в сильную Суздальскую землю и вышел цел». Это, конечно, преувеличение — во всяком случае в отношении Всеволода Юрьевича: сват его Святослав «пришел с войной» в Суздальскую землю и вышел из нее цел, с минимальными потерями. Времена Андрея Боголюбского, когда враги действительно боялись заглядываться на владения суздальских князей, увы, миновали…
Что же касается Всеволода Юрьевича, то он вернулся во Владимир — не победителем, но и не побежденным.
Источник: журнал «Православное книжное обозрение»
