|
||||
|
17.09.2021
Владислав Бахревский. СкладеньПовесть известного писателя Владислава Бахревского опубликована на портале «Журнальный мир».1 Войну ждали страшную, но земную. А она – с неба. Ночь-полночь – гул, гром, какого отродясь не слыхали. По окнам красные всполохи, изба ходит ходуном. Аннушка выскочила на крыльцо: светопреставление. Застя звезды – рыбы по небу! Огненную икру мечут. Аннушка воздух в себя – Духа Святого, а когда выдохнула, – Выползово накрыло огненным валом. Вздоха и выдоха хватило поделить деревню на живых, пригодных для жизни, и на убитых – непригодных. Визг свиней уж до того пронзительный, сердце ноет, козы кричат, как малые дети. А уж коровы ли ревут или труба архангела – не разберешь. Ужас. Но бабий вопль звериного надсадней. Детей поубивало. – Нас-то, Господи! – обошло! – согрешила Аннушка, глядя на смекалистую Прасковью Алексеевну. Матушка родненькая тащит за собой в баньку обеих невесток: от немцев прячет, от насильников. Дверью за собою хлопнули и – бомба. В баньку. И судьба. И крест. 2 Аннушка – женщина замужняя, на Рождество грядет круглая дата: двадцать лет… Алеша, муж, с первого дня на войне, лейтенант, не уберег Выползово. Снаряд прошел над крышей – в лесу рвануло. Тут все и улеглось в голове, рядком. В избе престарелый больной отец, по лавкам семеро. Двойне – Коле и Нюре – по десяти, остальным – Господи помилуй! Васе – четыре, Маше – четыре, Ксюше – три, Пете – два, Ванечке – скоро два. И Паня, младшая сестричка, – помощница. Ей пятнадцатый. На Паню и прикрикнула: – Одевай, ребятню! Отец, собери, что подороже! Заначки, свои не забудь. Лопата в сенях? – В сенях! Бабы где? – Бомба в баньку попала! – и дверью грохнула за собой. – Паня, куда это она? – Не знаю, Могилы копать? Аннушка и впрямь копала в дальнем углу огорода. Окоп. Остановилась воздуха перехватить, поглядела… Он самый и есть – конец света. Бога, однако, не видно. Жизнь – в жилах, смерть – вот она. Яма на месте баньки и сарай, по бревнышку раскатанный. Над Выползовым, как две звезды, сошедшие с небес, осветительные бомбы: наша и немецкая. По взгорью, выбеленному выпавшим снегом, – люди бегут муравьишками. А с неба опять косяки черной рыбы. Веселые красные нити трассирующих очередей вколачивали в снег бегущих. Как гвоздики. – К земле зиму прибивают, – сказала несуразное Аннушка. Принялась копать, но глаза к небу так и тянутся. Небо исхлестано вдоль и поперек. На немцев и от немцев белые и желтые болванки. Снаряды. Охнула, заскулила от страха. Надвигаясь, покатился гул моторов – танки! Лопата сама копает, а глаза смотрят: на дальней окраине Выползова – чадят. Танки чадят. Железные. У наших ружья нашлись, пробивающие броню. Танки стали – пошла пехота. Наша. Тотчас небо накрыла золотая сеть. Аннушка кинулась в избу. – Что ты копаешься?! – закричала на Паню. – Отец, иди на огород! Копай, да шибче! В тепле только смерти ждать. Отец пошел, воротился, сунул в мешок самовар. Аннушка ничего не сказала, кутала мелюзгу в платки, в шали. – И старые что ли брать? – удивилась Паня. – Лишь бы носы не отморозить. Собирай в котомки еду. Ванечку сама одену. Скорей! Все Выползово на небе. Изба тряслась от взрывов. За стенами выло что-то огромное. Немцы накрыли деревню валом артиллерийской мести. За танки. Аннушка тащила к окопчику сразу троих: Ванечку, Петю, Ксюшу. Ухнула в окоп. Да как вовремя! Дома соседей, справа и слева, разнесло в щепу. – Целы?! – крикнул Пахом Иванович, загораживая голову лопатой. – Целы, – Паня ощупывала ребятишек. – Все тута! Аннушка принялась выбираться из кучи-малы. – Ты куда?! – закричал Пахом Иванович, страх как боялся остаться с детьми. – Я скоро. Аннушка вбежала в избу и сразу в красный угол. С тридцать седьмого, незабвенного, здесь у них висел Клим Ворошилов. А за Ворошиловым на полочке – складень с двумя створками. Третью створку искорежил прикладом латышский стрелок. Когда монастырь разгоняли, Аннушка и обрела искалеченный складень. В топком месте комсомольцы вымостили дорогу иконами. Было! Местные люди, не ужасаясь, хаживали удобным коротким путем. Аннушка в ту пору во втором классе училась. На дорогу, на короткую, удобную, она смотреть не смела. Жалела Боженьку. Вот и унесла складень. Перепугала Пахома Ивановича – сторожа при сельсовете – до медвежьей болезни, а мама, Прасковья Алексеевна, складень на опустевшую божницу поставила. Правда, прикрыла суеверие портретом светоча Бухарина. Бухарина пришлось поменять на Ежова. Ежова на Ворошилова. Но и Ворошилов, как его предшественники, пошел в печь. В июле, 16-го или 17-го, немцы Смоленск заняли. Перед складнем Аннушка на колени опустилась. – Господи! Прими душу рабы Божей Прасковьи, рабы Божей Веры, матери Машеньки и Пети, рабы Божей Надежды – у нее вон сколько осталось. Помилуй. Дом аж подпрыгнул. Вылетели прочь рамы, Аннушку прижало к печи. – А вот и жива! – она сказала это неведомо кому, вперекор. Читать далее Владислав Бахревский – номинант Патриаршей литературной премии 2021 года. |
|