27.05.2021

Немного о Достоевском. К 200-летию гения

Писатель Владимир Крупин размышляет о творчестве Ф.М. Достоевского. 

Вот интересно, за что большевики для первого собрания сочинений избрали именно Достоевского? Почему Толстому сделали музеи и в Москве, и в Ясной поляне – это понятно: благодарили за помощь в свержении монархии, в нападках на Православие, а Достоевский? Видимо, за то, что предсказал неизбежность революции. Бесы читали «Бесов» и были в восторге. Революцию предсказывали и великие святители Феофан Затворник и Игнатий Брянчанинов, и митрополит Филарет, и, особенно, святой праведный Иоанн Кронштадтский. И вот – революция свершилась. Религиозные мыслители были отвергнуты, книги их изгнаны в спецхран, а Достоевского печатали. Потом и о нем было умолчание, а с 60-х вновь возвращение. Но здесь сработало то, что известность его за пределами России непрерывно возрастала. С его помощью постигали душу России, суть русского характера.

Немецкий ученый, русист Рихард Лаут прочел Достоевского вначале на немецком языке. Проникся им, но чего-то не хватало. Тогда он изучил русский язык и прочел писателя на его родном языке. И справедливо заключил, что даже этого мало. И принял Православие. Вот где главная суть чтения Достоевского: спасение только в Боге.

Русские либералы, по Достоевскому, «не знают ни историю нашей земли, ни ее народа, и от того, в них ничего не понимающих, неспособны их любить. Они свою ненависть к России принимают за самый благотворный либерализм… чуть ли не за истинную любовь к Отечеству… Но теперь уже стали откровеннее и даже слов «любовь к Отечеству» стали стыдиться. Даже понятие изгнали и устранили как вредное и ничтожное». Разве это не похоже на современное состояние либерализма в России?

Писатель с либералами особо не церемонился и в другом месте так охарактеризовал их: «Русский либерал только и ищет, кому бы сапоги вылизать». И еще о них, очень подходит и к сегодняшним: «В этих «мировых страдальцах» так много лакейства духовного».

Большевики перетолковали речь писателя о всемирности русских в свою пользу: «Это он о мировой революции говорит». И стали считать Россию за растопку. Им усиленно помогали труженики пера. Цитаты: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем. Мировой пожар в крови. Господи, благослови!». Еще цитата: «Товарищ Ленин, работа адова будет сделана и делается уже». И еще: «Он землю покинул, пошёл воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать». Авторы цитат, уверен, узнаваемы (Блок, Маяковский, Светлов). Где та Гренада и где та Россия? Пленных немцев кормили лучше, чем сами питались. Пришли в Берлин, и после всего зверства, испытанного от фашистов, имели бы полное право всю Германию с лица земли стереть. Нет, своим солдатам урезали рацион, а кормили детей и жителей Берлина. Где еще есть такой народ? Всем всегда помогали, кроме себя. Да еще и считаем себя хуже всех. Разве это не самое настоящее православное смирение?..

Образ России в западном понимании рисовали свои же. Страна дикая, лапотная, топор, икона, пьянство… да и доселе так. В Берлине, еще лет 30 назад ученые дамы всерьез спрашивали меня: «У вас такая опера, такой прекрасный балет, но как вы добираетесь до театра, у вас же, мы читали, совсем нет дорог». – « На медведях ездим, – отвечал я, – а у Большого театра кольца такие специальные вделаны, к ним медведей привязываем».

Теме «Европа и мы» все почти классики наши уделяли внимание. Обычно иронически, как, например, Фонвизин в «Недоросле». Митрофанушка сообщает матери: «Матушка, в Париже даже извозчики говорят по-французски». У Чехова помещик ловит рыбу, у него зацепился крючок, надо лезть в воду, отцеплять. А рядом сидит живущая в его доме англичанка, воспитательница его детей. Не знает ни слова по-русски. Как сказать ей, чтобы отвернулась. Ничего не понимает. Тогда помещик решительно раздевается при ней и только тогда она с презрением отворачивается. Он: «Сколько времени живет, а ни слова по-русски. У нас приказчик поехал, за три месяца стал говорить как француз». У Гоголя Собакевич в застолье порицает рационы иностранцев. Не будем цитировать, ибо даже жену Собакевича это весьма смутило. Достоевский, вспоминая летние впечатления, говорит о французских женщинах, что они очень берегут себя до замужества, но выходят замуж только для того, чтобы немедленно начать изменять мужу. Мой отец как раз начинал жизнь в Уржумском районе. Там были польские ссыльные. Жили с прислугой, завели театр. Учили девушек остригать волосы «под мальчика». Говорили, что поэтому можно стоять в церкви с непокрытой головой. Развращали молодежь разговорами о свержении царя. Сбили с пути истинного Сережу Кострикова, будущего большевика Сергея Мироновича Кирова.

Наши современные чиновники от образования настолько угробили лучшую в мире школу, настолько внедрили в понимание, что школа дает не образование, а продукт для дальнейшего его использования, что уже третье поколение можно назвать ЕГЭ-недоумками. Редкие учителя сопротивляются этому, еще пытаясь говорить о любви, сострадании. Но им все тяжелей. Сошлюсь на разговор со знакомой учительницей: «Знаете, как трудно говорить о Раскольникове. «Подумаешь, – говорят старшеклассники, – нашел из-за чего страдать. Замочил старушонку, да и пошел с парнями в кафешку».

Именно на четвертый день после преступления пришел Раскольников к Соне Мармеладовой. «Ведь надо же, чтоб человеку было куда пойти». И привело его сердце точно по адресу, за спасением. Просит ее прочесть из Евангелия о Лазаре Четверодневном. Тут символ. Для Раскольникова Соня тоже, как и он, убийца. Пойдя на панель, она убила саму себя. Но именно вера Православная спасает ее. Родион прямо-таки подталкивает ее к самоубийству: «Разумнее в воду головой и со всем этим покончить». Она и сама не раз думала так же. Но: «А с ними-то что будет?» – спрашивает она. Это она о сиротках и о больной Катерине Ивановне. Они только на ней и держатся. И когда читает Евангелие, начавши негромко, то голос ее крепнет, становится сильным, «даже зазвенел».

И доходит до его сознания, что «тварь дрожащая» – это он сам. И не ему ее учить, ему ее слушаться: «Поди сейчас, сию же минуту, стань на перекрестке. Страдание принять и искупить себя им, вот что надо». Совершенно не случайно сказано: на перекресток. Это значит: на Крест, на страдания, на покаяние.

Говоря о самоубийстве, нельзя не вспомнить два случая суицида, которые очень взволновали Федора Михайловича, это: самоубийство Елизаветы, дочери Герцена, нигилистки, передовой суфражистки, и самоубийство молоденькой швеи, которая выбросилась из окна, прижав к груди икону. Конечно, сразу вспоминается «Кроткая» и евангельское: «Блаженны кротции, яко тии наследят землю». И недолго думать, кто из них будет оправдан.

И еще о том, что нам, русским, наверное, еще долго нести Крест непонимания нас миром. По Достоевскому, в нас есть «готовность ко всеобщему общечеловеческому воссоединению со всеми племенами арийского рода». Но пока что эти племена «арийского рода» мечтают о нашем устранении из этого мира, не понимая, что без нас они тут же погибнут. По Достоевскому, миссия России – взять на себя груз всех человеческих страданий. «Ибо, что такое сила русской духовности как не стремление ее в конечных целях своих ко всемирности и всечеловечности».И русские есть всякие, не без этого. Есть и такие, которые обвиняют в наших бедах не себя, а кого угодно: правительство, чиновников, но есть же Евангельское: «Царство Божие внутрь вас есть». Можно и в миру спастись и в монастыре погибнуть…

Раздражает тебя телевизор пропагандой разврата, пошлости, зубоскальства? А ты его не смотри. Ты, знающий русский язык, ты таким богатством владеешь, что же ты им не пользуешься? Под ногами золотые россыпи русского Слова: былины, легенды, предания, пословицы, поговорки, песни, былины, сказания… Здесь и образ жизни и спасение души. Величие литературы устного периода сменяет период литературы письменной: Тредиаковский, Сумароков, Державин, Крылов, Пушкин, Тютчев, Лермонтов, Достоевский, Некрасов, Гончаров, Александр Островский, Шмелев, русская философия. Читал? Перечитай. Зачем бежать за новинками, которые настырно навязывают те же либералы. Зачем в сотый раз читать, как обливают грязью Россию советскую? Не она ли победила фашизм? Не торопитесь читать новое. Дайте писателю умереть и подождите лет тридцать. Что от него останется? Именно современные писатели боятся классики. Если убрать классику, то и они что-то будут значить.

Нельзя, как говорит Писание, «уклоняться умом в лукавствие мира сего». Мир сей поклоняется двум русским авторитетам: Достоевскому и Толстому. Один идет ко Христу и нас приводит, другой отталкивает от церкви, но тоже имеет сторонников.

После Голгофы человечество разделилось на тех, кто за Христа и тех, кто против. Между ними пропасть. Преодолеть ее отпавшие могут только покаянием и приходом ко Христу.

 

Источник

 

Владимир Крупин –лауреат Патриаршей литературной премии 2011 года.