Издательский Совет Русской Православной Церкви: «Анахронизм». К 60-летию писателя Василия Дворцова

Главная Написать письмо Поиск Карта сайта Версия для печати

Поиск

ИЗДАТЕЛЬСКИЙ СОВЕТ
РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ
ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!

«Анахронизм». К 60-летию писателя Василия Дворцова 15.02.2020

«Анахронизм». К 60-летию писателя Василия Дворцова

15 февраля исполняется 60 лет известному русскому писателю, драматургу, поэту, заместителю председателя Правления – генеральному директору Союза писателей России Василию Владимировичу Дворцову. Помимо писательских регалий Василий Дворцов – постоянный автор «Русской народной линии», член Международной общественной организации «Русское Собрание». К юбилею писателя РНЛ опубликовала несколько материалов о творчестве В.В. Дворцова (литературного критика Вячеслава Лютого, доктора филологических наук Людмилы Яцкевич). Редакция РНЛ поздравляет Василия Владимировича со славной датой в его жизни, желает маститому писателю помощи Божией в трудах и литературном творчестве. По нашей просьбе сегодня своими воспоминаниями и размышлениями о творчестве Дворцова делится журналистка Мария Мономенова.

«Дар слова дан нам для двух целей: для прославления имени Божия и для сообщения друг другу поучительных и спасительных мыслей и чувств» (Преп. Феодор Студит).

С писателем Василием Дворцовым мы впервые встретились в стенах крепости русских патриотов – «Доронинском» Художественном театре – лет пятнадцать назад. Никогда не забуду этот день!

По приглашению худрука Василий Владимирович пришёл к нам в литчасть, чтобы предварительно познакомиться и оставить для Великой актрисы свои пьесы. Вместе с пьесами «для знакомства» он принёс тогда, кажется, текилу – уже точно не помню, но что-то экзотическое точно. Вскоре под текилу в кабинете появился главный художник МХАТа Владимир Глебович Серебровский, мой гениальный сосед через стенку. Оба бородатые, громко и энергично разговаривающие, до зубов интеллектуалы – один буддист, другой «имперец»… О-о-о, что это был за вечер. Фейерверк! Мне казалось, что передо мной предстали Леонардо и Достоевский живьём:

– Мы обречены на осмысление мира в русле западно-римской схоластики, – говорил один.

– Восстановление традиции возможно только на основе непрерываемости православного культа, – убеждённо парировал второй.

Помню, Дворцов тогда упрямо настаивал, чтобы его называли «просто Василий». По началу, глядя на крепкого телосложения и по моим годам, прямо скажем, возрастного мужчину, выполнить его просьбу было не так-то просто. Однако через какое-то время я поняла, что он и правда был «свой» – полный задора и взрывной энергии юноша. Человек потрясающей искренности! То, как незатейливо он держался, как легко шёл на контакт, а ещё этот мальчишеский задорный фальцет, заразительный смех и, конечно же, декламация… Он читал свои стихи точно молодой Есенин – упоительно, нараспев:

Я тебе расскажу, – ты лишь слушай! –//Расскажу о пожарах в снегах,// О восторгом опоенных душах,// Что кружат в грозовых облаках.// Я тебе расскажу, – ты доверься!..

Это читалось как-то особенно сокровенно, словно по великому секрету... только мне и Серебровскому. Лишь потом я узнала, что долгие годы, ещё до писательства, Василий работал в театре сценографом, а поэтому знал, как, какими инструментами воздействовать на слушателя, и получалось у него это превосходно.

Словом, поведение и манера Дворцова не могли называться иначе как «просто Василий» – заметно диссонировали с тем, о чём, о каких серьёзных предметах он говорил и кем по сути являлся. Когда стали открываться детали биографии появившегося в моей театральной жизни нового человека, не влюбиться в него оказалось невозможно. Серебровский картинно ревновал, заламывал руки и говорил: «А как же я?». Всё это было, конечно же, не более чем добрая шутка двух степенных мужей – служителей Мельпомены, талантливых и, бесспорно, одних из самых одарённых в России.

Да, первая встреча запомнилась всем троим. Нам было очень хорошо вместе. Хорошо по-родственному, по-свойски.

Позже я любила читать повести и романы Дворцова, на страницах которых передо мною представал самый настоящий классик. Но соединить в своём сознании писателя Дворцова и «просто Василия» мне, признаться, до сих пор так и не удалось. Да, вот такие они – наши отечественные скромные гении.

А потом были многочисленные творческие встречи во МХАТе, на которых присутствовали великие В.Распутин, В.Крупин, В.Ганичев, С.Куняев, В.Галактионова… Дворцов среди них был самым молодым, но уже «своим». И это тоже отдельные и очень тёплые воспоминания.

«Анахронизм» – именно так, метко, после очередной творческой встречи отозвалась Доронина о Дворцове. И не ошиблась. Усилия, которые затрачивает писатель Василий Дворцов ради связи «века нынешнего» и «веков минувших» – труд поистине исполинский и очень русский, я бы даже сказала – подвижнически русский. Литература Дворцова настолько многослойна и стилистически разнообразна, что она действительно, словно из всех веков разом.

Сегодня Дворцову исполняется шестьдесят! Он признанный автор многочисленных романов, повестей и рассказов, поэт и драматург. Лауреат различных литературных премий. Его произведения переведены на многие языки мира. Секретарь, член Правления СП России. Действительный член Академии российской словесности. Член Высшего творческого совета Союза писателей Союзного государства Россия-Беларусь. Президент Всероссийского литературного фестиваля-конкурса «Поэзия русского слова». Организатор и руководитель ежегодного Всероссийского Некрасовского семинара молодых литераторов. Неутомимый общественный деятель, автор сотен публицистических статей на религиозные, национальные, политические, социальные и культурологические темы. А ещё Василий, как и прежде, очень интересный собеседник… И света в нём становится всё больше. Судите сами по его словам…

О родословной. Я русского рода – даже совершенно русского: мои деды и бабушки из четырёх украин нашего Отечества: с Днепра и Амура, из-под Великого Новгорода и с Кубани. А я появился на свет в географическом центре Империи, в Томске. Потому и по воспитанию – вырос в таёжном селе на берегу Оби, и по самоопределению – тридцать лет прожил в Новосибирске – я сибиряк. Так родилось стихотворение «Сибиряк»:

В моей крови течёт моя страна:// Ленца Днепра и бурный нрав Амура,// Седого Волхова негромкая волна// С Кубанской мутью вешнего разгула.// Во мне связались солнечным узлом,// сплелись, свелись Господними путями// В единстве объяснимо непростом// Хохол, маньчжур, казак и северянин.// Тесню плечами Запад и Восток,// Ушкуйный свист в усах Тмутаракани.// Но горькой желчью прожигает бок// Чернь Томских изб в крапиве и бурьяне.// Смиренье и бунтарство – маята// В моём сердцебиеньи и дыханьи,// А облаков предгрозных полнота –// Мои моленья и мои дерзанья.// Котомка-память семена хранит,// Что станут виноградом и пшеницей.// А под пятою сонный рыба-кит…// А в волосах гнездующие птицы…// Четыре края с памятью кровей,// Такая щедрость многим и не снилась!// Я переполнен Родиной моей –// Она на мне// во мне// перекрестилась.

О призвании. Писателем рождаются. Это особые люди. Писатель – это человек без кожи, с болезненным восприятием мира и особым ощущением ближнего. Если человек человека не чувствует душой, где-то за пределами интеллекта, умных профессиональных бесед, физических влечений, если не происходит соприкосновения душ, то это уже не художник, во всяком случае не русский художник. Отечественную литературу отличает прежде всего лирика, которая рождается как преодоление тоски по раю.

С четырёх лет я постоянно читал, любил литературу. Для меня писатели были небожители, и я не представлял, что когда-то смогу встречаться с Астафьевым, с Распутиным, разговаривать с ними, даже о чем-то шутить. Я перепробовал множество профессий, около двадцати. В некоторых из них даже стал мастером: я хороший театральный художник, поставил более 50 спектаклей, хороший иконописец и реставратор, но нигде не смог полностью реализоваться, душа не успокаивалась, чего-то искала. Так продолжалось лет до сорока пока не случилась беда. Я пять лет сначала строил, а потом расписывал храм в Томской области в Могочинском монастыре, и он сгорел в одну ночь. У меня был такой шок, что я не мог несколько лет взять в руки кисточку.

Нужно отдать должное моему духовнику, не так давно ушедшему от нас архимандриту Иоанну Луговских. Для сибиряков, да и для многих иных, кого судьба выводила на Могочинский Свято-Никольский монастырь, более уже ничего объяснять не нужно: величайший мистик современности. Тогда он пресёк всякую мою попытку вернуться к прежней деятельности. Только позже мне открылся Божий промысел произошедшего. С горя я сел и написал свой первый роман «Аз буки ведал…» (2003) о событиях 1993 года и сразу вошёл в писатели.

О Родине. Когда, представляясь в новом месте новым людям, произносишь «я - сибиряк», заранее знаешь реакцию: улыбки. Улыбки и сброс всякого зажима. Так уж за четыреста лет сложилось и утвердилось, что никто и нигде не ждёт от выходца из азиатской России ни суетной подлости, ни затяжной интриги, ни корыстной или тщеславной зависти. Разве лишь медлительности соображения, ясно, что с младенчества чуток подмороженного.

Как ни велика Россия в сравнении с европейскими соседями, но лишь обживая Сибирь, русский человек наконец-то насытил свою жажду просторов, наконец-то получил искомую ширь для размаха в своих мечтаниях и планах. Здесь, где редкая птица долетит до середины Обской губы, а от Туруханска за три года не доскачешь ни до какого государства, только здесь русский характер раскрылся во всей своей полноте. Сибиряк – это русский человек совершенно, русский человек в максимально возможном своём воплощении.

О рождении слова. Это какая-то странная мелодия. Вообще писатели работают по-разному. Мой сосед, Александр Сегень, он садится за письменный стол в пять утра и работает до десяти часов, выкладывая текст, который за день сумел прожить, обдумать. Так же работает Михаил Попов, Николай Дорошенко. А я пишу как пьяница, ухожу в запой. Для того, чтобы писать, мне нужно быть в особом «трансовом» состоянии, когда я могу, например, подойти в книжному шкафу и открыть нужную книгу в нужном месте, которую читал лет семь назад. Это очень болезненное состояние. Потом, конечно, я дорабатываю. И шесть, и восемь раз переписываю тексты.

О литературном процессе. Писатель работает на десять-двадцать лет вперёд. Наше слово – это зерно, предназначенное для посева. Зёрна можно перемолоть, напечь булочек, попировать. Но не в этом смысл. Наше зерно прорастает в следующих поколениях. Мы творим национальную память. Литературный процесс – это национальное самосознание. Другой формы, кроме как литература, у нас нет. Язык созидает нацию, литература – общество, литература эпическая, мифотворящая – цивилизацию. Как только прервётся процесс формирования национального самосознания – народ погибнет. Язык – это то, что формирует нацию. Не кровь, не почва – именно язык.

О связи поколений. Революционная, катастрофически резкая смена идеологии откликнулась трещиной, разрывом, почти даже пропастью, разделившей нацию по возрастному принципу. Взаимонепонимание «отцов и детей» сегодня – самая кровоточащая тема. Для всех, в том числе, а, может, и в первую очередь, для нас, литераторов. Нужно всеми возможными способами, всеми силами возводить мосты, связывать, сшивать разошедшиеся поколения. Чем и занимаемся. Что за сваи, балки и нити? – Любовь к литературе. Ответственность таланта за народ, Отечество. Ведь литературный процесс – процесс национального самосознания, он – основа жизни и развития цивилизации. Позволите самоцитату? – «Через и в ходе литературного процесса нация себя видит, себя чувствует, осознаёт и – запоминает. Именно художественная литература является основой, истоком и первопричиной любой цивилизации. <…> художественная литература для цивилизации не только изначальность, она её постоянная животворящая сила, её наполненность и рост, её стержень и покрытие. Именно живой, ежедневно прибывающей литературой определяется роль нации в земной истории и действительности. За пределами литературы цивилизации нет. Ибо там нет ничего человеческого. Только звериное, стихийное, демоническое».

О будущем. У меня как у человека, который дошёл до уныния Блока, до самого дна и предела отчаяния и через воцерковление – глубокое осмысление христианства и православия – воскрес, постепенно появляется чёткое видение грядущих процессов. Посмотрите, на Западе сейчас нет никаких идей о будущем, в России, которая тщится встроиться в Западную парадигму, тоже нет этих представлений. Нашими умами владеет «маленький человек», Акакий Акакиевич. Получается, что только у ИГИЛ, запрещённой в России организации, есть большие и дерзкие планы на будущее? Но это ложь! Человек, который интересуется историей России знает, что идея Святой Руси пока что не была реализована, и сейчас именно она стоит перед нами. Наша сверхзадача – устроить Святую Русь. Ни больше ни меньше. Всё идёт именно к этому! И литература, большая, православная – она тоже для нас ещё впереди. У нас даже нет героя полноценного христианина, его лишь предстоит написать. Ни Обломов, ни князь Мышкин – это не полные христиане, это слабые тени от него. Нам или нашим потомкам предстоит написать крупное произведение, которое по воздействию будет равноценно житиям. Именно сейчас, когда весь мир остался без будущего – будущее за нами. Сегодня мы должны начинать созидать Святую Русь.

Мария Андреевна Мономенова, член Союза журналистов России

На фото: МХАТ им.Горького, 2007: М.Мономенова, В.Кожемяко, В.Распутин, В.Галактионова, В.Крупин, В.Дворцов

Источник









Лицензия Creative Commons 2010 – 2024 Издательский Совет Русской Православной Церкви
Система Orphus Официальный сайт Русской Православной Церкви / Патриархия.ru