Издательский Совет Русской Православной Церкви: Юрий Кублановский: Мы жили во внутренней горячности, жажде справедливости

Главная Написать письмо Поиск Карта сайта Версия для печати

Поиск

ИЗДАТЕЛЬСКИЙ СОВЕТ
РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ
ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!

Юрий Кублановский: Мы жили во внутренней горячности, жажде справедливости 09.01.2020

Юрий Кублановский: Мы жили во внутренней горячности, жажде справедливости

На радио «Радонеж» вышла программа с участием поэта Юрия Кублановского, лауреата Патриаршей литературной премии.

Е.Никифоров: Здравствуйте, дорогие братья и сестры, у микрофона Евгений Никифоров. Сегодня наш гость – замечательный поэт Юрий Михайлович Кублановский.

Ю.Кублановский: Здравствуйте.

Е.Никифоров: Собирались, собирались, наверное, лет 5 встретиться у нас на студии и наконец я рад приветствовать Вас здесь. Вы прошли такой длинный жизненный путь. У Вас хорошо об этом сказано: «бессрочное странствие нелинейное». Вы из Рыбинка, в котором Вы родились, уезжаете на учебу в Москву, заканчиваете искусствоведение, пишете замечательную работу о Николае Сапунове, становитесь искусствоведом, а потом вдруг уезжаете на Соловки работать. Это не нынешние Соловки, где гостиницы и комфорт, а те Соловки, которые помнят СЛОН. Оттуда в Мураново к Тютчеву, там жил величайший русский поэт, звезда изысканная нашей поэзии. Из Мураново в Ферапонтово. Потом эмиграция в Париж, жизнь в Мюнхене. И, слава Богу, Вы давно уже, в 1990 году вернулись в Россию. Напомню нашим слушателям, что Юрий Михайлович член Патриаршего Совета по культуре и лауреат Патриаршей премии Кирилла и Мефодия. Юрий Михайлович, начнем с поэзии. Мне очень нравятся Ваши стихи. Вы член нашей Церкви, человек не просто пишущий на религиозные темы иногда, но глубоко религиозно понимающий мир. Ваше старинное стихотворение «Встреча». Оно, мне кажется, о нашей Церкви и написано.

ВСТРЕЧА

Узнаю по биенью сердца
в ответ узнавшего меня
молчальника-единоверца,
ничем ему не покажу,
что рад и верен нашей встрече,
губами только задрожу
да поскорей ссутулю плечи…
Не потому что я боюсь:
вдруг этим что-нибудь нарушу?
А потому что я – вернусь
и обрету родную душу.
Не зря Всевышнего рука
кладёт клеймо на нас убогих:
есть нити, тайные пока,
уже связующие многих.

Для меня это стихотворение о таинственной связи людей в нашей Церкви, о том, как она устроена.

Ю.Кублановский: Вы не одиноки в своей тяге к этому стихотворению. Александр Солженицын, когда я эмигрировал, написал мне гневное письмо, где тоже упоминал это стихотворение. Оно посвящено моему коллеге, который был чуть старше меня, Боре Михайлову, искусствоведу, который стал отцом Борисом и теперь служит в Филях. И даже Солженицын мне тогда написал, что стихотворение говорит о какой-то конспиративности, а зачем же оно так открыто посвящено Боре Михайлову и не будет ли у него неприятностей? Сидя в Вермонте, он так подстраховывался и держал руку на пульсе Отечества. Это 1976 год. Да, кончено, тогда полулегальные были времена… Помню не разрезанные книжки Льва Шестова, Бердяева «Самопознание» было неразрезанное, сам разрезал.

Е.Никифоров: Это «YMKA-Press» издание?

Ю.Кублановский: Да. Накат этой литературы, открывавший мне по-новому, и часто и впервой, русское мировоззрение, каким оно было в Серебряный век и параллельно советская жизнь и культурная жизнь, которая, несмотря на десятилетия советского террора, корнями уходила в Россию, в русскую культуру. Это жизнь была многоспектральная, когда это стихотворение было написано. Так бы я сказал. В чем-то даже эта жизнь вызывает ностальгию, потому что тогда было более четкое ощущение противника, которым было атеистическое государство, не дававшее вспоминать о расстрелянных и замученных, не дававшее свободно молиться. Особенно в провинции интеллигент не мог лишний раз в церковь зайти или легально крестить своего ребенка – были бы неприятности на службе.

Е.Никифоров: Ратушинскую, поэтессу, посадили в 80х!

Ю.Кублановский: Ирочка, да, замечательная.

Е.Никифоров: «За религиозную поэзию» – так и было написано в приговоре.

Ю.Кублановский: Поразительно. Она скончалась пару лет назад. Я был на ее отпевании. Это удивительный был чистый человек, так же как Валерий Сендеров, тоже уже покойный. Поколение наше, которое жило духовным сопротивлением коммунистическому режиму уже сходит на нет. Я сейчас с большим личным чувством посмотрел фильм Андрея Смирнова «Иностранец», который как раз о зарождении диссидентства и о первых выходах из лагерей, 56-57 год. Знаете, Ахматова говорила, что вот начнут выходить из лагерей зеки и «сейчас две России посмотрят дуг другу в глаза – та, что сажала, и та, что сидела». В этом фильме это и происходит. Это фильм с душой, сердцем сделанный. Это сейчас очень редко, чтобы в произведении искусства – в киноленте, стихотворении, прозе, почувствовать биение живого теплого сердца автора. Этого нет. Мы жили именно этим. Мы жили во внутренней горячности, жажде справедливости. Сейчас, к сожалению, поостыл народ. Хоть трудно было жить, писать, а публиковаться невозможно, были в той жизни свои плюсы, которые помогали сформовать и сформировать характер и мировоззрение.

Е.Никифоров: А как это мировоззрение удавалось, при всем тоталитарном прессе сохранять? Вы солженицынскую премию получили, там формулировка очень хорошая – «за ясное выражение гражданской позиции». А вместе с тем Вы – поэт, хотя и много писали публицистики. Но прежде всего Вы – поэт и за поэзию присуждена была эта премия.

Ю.Кублановский: С этой премией у меня свои отношения. К сожалению, я не получил ее как мечтал – из рук Александра Исаевича Солженицына. К этому времени он уже был стар. Он любил мою поэзию, писал мне об этом неоднократно, и когда мы были в эмиграции, и потом в России. Тем не менее, любая премия складывается из массы закулисных ходов, флюидов. Премия собственно не означает ничего. Конечно, есть какое-то материальное выражение, это помогает жить литератору, и слава Богу. Но на самом деле столько побочных элементов и закулисья, что дело не в этом. Я никогда, когда даю краткую свою биографию, стараюсь не перечислять как у некоторых: лауреат такой-то и такой... мне это претит. Ты или поэт, или не поэт, а дали тебе Нобелевскую или нет – это даже не вторично, а третично.

Е.Никифоров: Для меня важно Ваше сотрудничество, переписка, идейная связь с Солженицыным – очень важна и его оценка Вашего творчества. Также Ваши связи с Бродским. Он же был редактором и издателем сборника Вашей поэзии.

Ю.Кублановский: Первый мой сборник – он был его составителем.

Е.Никифоров: Это поразительно. Вы, казалось бы, такие разные.

Ю.Кублановский: И незнакомы были.

Е.Никифоров: Такой бескорыстный с его стороны жест, оценка.

Ю.Кублановский: А чем еще это объяснишь, как ни тем, что у него просто был поэтический слух, это было для него важнее мировоззренческих разногласий, чуждости, которая, безусловно, между нами существовала, потому что он понимаете, такой центровой питерский еврей-агностик, а я корнями ухожу в русскую провинцию, у меня среди предков много духовенства. Разные совершенно у нас духовные менталитеты. Но нас объединяла любовь к поэзии, понимание, что это «Не читки требуют с актера, а полной гибели всерьез» как, кажется, Пастернак писал, и просто поэтический слог. Ведь поэтический слог вещь очень редкая. Это даже более редкая вещь, чем слух музыкальный. У одних он есть, у других нет. У двух третей нет. То, что там приходили на стадионы сотни, тысячи и десятки тысяч людей слушали шестидесятников, отнюдь не говорит о том, что они понимали поэзию. Они просто приходили как к кислородной подушке, дыхнуть сквознячками кислорода, которые шли тогда. Приезжал Вознесенский, выходил на трибуну и рассказывал, как он неделю назад был у Пикассо, что Пикассо был в красной рубашке. Все кричали «ах, у Пикассо, Боже мой!». И казалось, что мы все в едином культурном пространстве с миром, несмотря на железный занавес. Вот это было тогда важнее. Значительная часть поэзии шестидесятников вряд ли выдержит испытание временем. Хотя хорошие стихи и у них были.

Е.Никифоров: Евтушенко недавно признался, говорил поразительно искренне и был справедлив в оценке своего творчества: сказал что лишь десятая часть того, что он написал была поэзией. Самооценка строгая.

Ю.Кублановский: Лучше бы она раньше в нем присутствовала. Строгая действительно. У меня все по-другому. Я не мог бы жить на свете, если бы я знал, что 9/10 того, что я написал, дребедень. Я бы не смог существовать. Тем более существовать в комфорте. Стыд есть какой-то. Но дело не в этом, а в том, что ту жизнь советскую я вспоминаю все-таки с горячим чувством, но, конечно, не таким, с каким теперь реабилитируются, реставрируются и покрываются лаком советское время и даже сталинизм. Это все идет от людей, которые или не нюхали пороху, или так были ударены криминальной революцией в 90-е, что хоть где-то в прошлом ближайшем ищут себе пример и поддержку, или просто какие-то доктринеры. Особенно то, что теперь чуть ли не каждый день неосталинские идут передачи, идут высказывания. Слышишь по всем каналам. Ну, просто у меня щеки горят со стыда, как же в нашем обществе после того, что было, а сейчас все открыто, все можно узнать и прочитать, что творилось, это же бойня была. Тем не менее, такие неосталинские настроения есть. Знаете, я думаю, от чего они идут? Народ наш в душе все же монархист и вот сталинизм стал извращённой формой тяги к хозяину, монарху. Что там был Николай II? Говорят, он был слаб, это было давно и о нем ничего не знают. А тут после мощной пропаганды, в Сталине видят того хозяина, который умел распорядиться страной, людьми. Но это же не выдерживает никакой критики. Это все больно слушать.

Е.Никифоров: Китайцы для оправдания своего почитания Мао выдумали себе такую формулу: на 70% он был прав, а в 30% – «ну да, можно осудить». Можно ли с таким аршином подходить? Мне кажется он не очень справедлив и не очень совестив, но можно ли подойти к Сталину с таким? Он же генералиссимус, выиграл войну, сделал индустриализацию.

Ю.Кублановский: Конечно, нет. Это гулаговским трудом… О чем говорить: сотни тысяч людей были расстреляны ни за что, понимаете?! Духовенство, инженеры, крестьяне убиты ни за что, безо всякой вины. Достаточно съездить на Бутовский полигон посмотреть, где 13-летние мальчики расстрелянные лежат.

Е.Никифоров: Слава Богу, что сейчас Путин ясную дал оценку этому в недавнем своем выступлении.

Ю.Кублановский: Слава Богу. Вспомнилось сейчас, что у Ленина была подпольная кличка «Старик». Да, этим меня Владимир Владимирович порадовал, но, очевидно, что есть что-то в обществе, что позволяет помимо позиции руководителя страны проводить эту неосоветизацию. Это самый прискорбный итог прошедшего года, что она усилилась. Я русский человек, патриот, сторонник нынешнего режима, если это так можно назвать, но именно из-за того, что я антисталинист, антисоветчик (этого не скрываю и могу мотивировать), я вижу, что меня отрезали от центральных каналов, где когда-то мне давали слово, по каким-то другим причинам, может быть религиозного порядка. В общем, сужается поле, на котором я могу присутствовать и с которого могу своим соотечественникам доносить свои мысли. Я очень в этом году это почувствовал. Мне это очень больно, потому что поэзия поэзией, но хочется поделиться с современниками и мировоззрением, которое, я уверен, может пойти нашей родине на пользу. Люди явно антигосударственные, утрированно либеральных мировоззрений, сидят рядом с Путиным во всех его Советах. А ты оказываешься на обочине. Но так было и при монархии. Сколько было искренних монархистов? Сейчас читаешь произведения правых, условно говоря, и всем им не давали слово, странно, закрывали журнал Достоевских, закрывали печатные органы Ивана Аксакова, то есть тогда уже государство рубило сук, на котором сидело.

Е.Никифоров: Учесть плоды революции 1905 года, когда правые журналы поддержали, то есть спасли монархию в то время, подставилии плечо, а правительство даже не поблагодарило, не помогли ничем и никак.

Ю.Кублановский: Поразительно. И сейчас в значительной степени это повторяется. Или пятая колонна или неосталинисты. А как человеку русскому со здравым взглядом на мир, на жизнь, на положение в мире? Я, например, все же 8 лет прожил в эмиграции и сейчас опять бываю на Западе. Я вижу то, что предполагал еще 20 лет назад – цивилизация летит под откос. Просто я не знал, что это начнется в таком ускоренном темпе теперь.

Е.Никифоров: То есть это не страшилки наших патриотов?

Ю.Кублановский: Да ну о чем Вы говорите?! Это полная деградация правящего класса политического и просто на социальном уровне. Ведь сейчас в Москву приезжаешь, как все чисто, какой порядок, а Париж, Лондон – в вавилонах всякой тары, мусора, теперь антисанитария советская переместилась туда.

Е.Никифоров: Помните, как мы удивлялись, кто ездил заграницу, что у них там порошками моют улицы - это высшее, что можно о них было сказать, а у нас-то смотрите пыль, грязь.

Ю.Кублановский: Все поменялось местами. Невероятно просто.

Е.Никифоров: А из-за чего?

Ю.Кублановский: В значительной степени некомпетентность руководства… И главное, что они расшатали Ближний Восток. И хлынули опять сотни тысяч людей совершено из другой цивилизации, с другим менталитетом, которым нечего здесь делать, которые живут на улицах. Недалеко от центральных Елисейских полей огромный город, где живут беженцы без канализации, без водоснабжения. Я видел такую картину: один фрагмент экологической катастрофы. Куда-то этих эмигрантов убрали, выселили, и поздно вечером я проходил и видел огромные крытые серебряные машины, оттуда в скафандрах вылезает служба с брандсбойтами и начинает страшной струей отмывать плоды жизнедеятельности, слои гумуса, живших здесь эмигрантов, беженцев. Так что вот эти две причины.

Е.Никифоров: А как Вы считаете, оправданны ли самоуверенные надежды европейцев в том, что они пережуют и переварят этот поток? Это связано с тем, что они все же высоко ценят свою цивилизацию. Сможет ли западная цивилизация выдержать и настолько ли она сильна, чтобы переварить это все?

Ю.Кублановский: Смешно и мечтать об этом. Все будет наоборот и это уже происходит. Маленький личный пример. Мы с супругой приезжая в Лондон всегда останавливались в небольшом старинном отельчике, где еще любил останавливаться Зигмунд Фрейд. Викторианской эпохи дом. Недорогие цены. Самый старый лифт в Лондоне. Вот приехали мы. За стойкой сидит баба какая-то чуть не в хиджабе. Мы думали, что будет елка в холле, так это запрещено. Вместо этого там стоит купленная за копейки статуя рыцаря в доспехах. Такая безвкусица, стены все поновлены яркой чрезмерно позолотой, яркие цвета – все превращено в безвкусицу. Лифт не работает. На 4 этаж надо тащить самому чемоданы. Так дотащили, решили пойти перекусить, когда я вернулся – денег в сумке не было. Это один из самых старых благородных отелей… В каждой конкретной точке идет ухудшение, вытеснение традиций, культуры. Это заметно когда ты год-два не бываешь в Париже, например, а потом приедешь. Может, они, живя там, не замечают этого, не хотят замечать. И потом бездарность, недальновидность политиков, зачем они растормошили Украину, зачем? Это головная боль не для нас одних, теперь и украинцы к ним хлынули. Теперь не знаю, как будет с паствой в храме Александра Невского на рю Дарю. В позапрошлом году после многих лет я пришел туда освятить куличи и яички в субботу. Знаете, это нечто. Самый центр Парижа. Прямо на асфальте двора разложены газеты: сало, горилка – куда ты попал? Я люблю украинскую кухню, но чтобы старый священник, который помнит еще митрополита Евлогия, должен ходить и освящать эти «дары» странные, копченую колбасу и сало – меня это поразило. Но зато в этом соборе прекрасном, намоленном, где отпевали Бунина, Куприна, Тарковского, Галича, Ремизова и так далее, вдруг ты слышишь здравицу нашему Святейшему. Ну разве, когда я жил в эмиграции, я мог подумать, представить, что так легко просто и быстро наши Церкви соединятся? Это конечно елей на душу после всего этого раздрая на Украине. Я это остро переживал, и предательство Варфоломея, и вдруг такое чудо. Бог бьет и милует.

Е.Никифоров: Как община приняла это воссоединение? Там очень демократично все происходило, было голосование, Устав там не нашей Церкви жестко централизованной, там все гораздо демократичнее. Проголосовали за воссоединение. Как они чувствуют? Понятно, что вы как русский человек, который большей частью в России живет, воспринимаете с радостью, а местные парижане?

Ю.Кублановский: Они выпустили календарь, посвященный Белому исходу, это 1920 год. За ящиком он продается. Я подошел купить, и там паренек, который торгует свечками, говорит, что вероятно мне это будет неинтересно, они это для своих выпустили. А для меня исход это такая же боль и трагедия! Вот странно это, они все-таки воспринимают так, что из Москвы приезжают несколько осоветченые люди, может отчасти так оно и есть, кстати.

Е.Никифоров: А как Россия воспринимается в перспективе истории. Уже 30 лет прошло со дня крушения «Советского Союза». Что произошло? Вы же уехали.

Ю.Кублановский: В 82-м уехал, в 90-м вернулся.

Е.Никифоров: Но тогда начиная с 80-х, когда Вы уезжали, что это была за страна и что сейчас?

Ю.Кублановский: Страна другая. Когда я слышу, когда люди лет 35-40 проявляют иногда большую симпатию к советскому строю, режиму, это свидетельствуют о том, что они не знают той страны. Они не знают, что такое жить в страхе, потому что не знают, что такое стукачество, не знают, что такое дефицит, очередь, просто какой плохой может быть водка. Это был режим обреченный. Шло время и становилось ясно, что это так. Неслучайно, когда я оказался в Вене, Александр Исаевич Солженицын прислал мне туда письмо и написал, что через 8 лет я вернусь в Россию. Угадал год в год. Все тогда смеялись, говорили, что старик, наверное, в Вермонте у себя сошел с ума – мы по 40 лет тут сидим на чемоданах. Но я вот ровно через 8 лет я вернулся. То есть ощущение того, что советская власть дышит на ладан, было у наиболее проницательных людей. Было отчасти и у меня тоже. Но потом страшный удар 90-х, великая криминальная революция. Как в «Бесах» Достоевского говорил революционер: мы дадим им право на бесчестие, все к нам перебегут, никого у них не останется. Вместо морального возрождения был этот страшный удар. И порядочные стыдливые люди оказались на обочине, не нужны, унижены. Вернувшись, я думал, что худо-бедно, но Россия все-таки поднимается с колен. Несмотря на падение, то лучшее, что было в 90-х, это возрождение Церкви, монастырей, тут не поспоришь. Это просто до кома в горле поражало, когда ты видел, что вчера руины, а сегодня уже там служат. Но все остальное было хозяйничаньем воровской шайки, где президент выступал просто как крыша для семибанкирщины или как там это называют. Так я ощущал сразу. Через 4 года после меня вернулся Солженицын и я был рад, что он также это почувствовал, и написал книжку «Россия в обвале», с которой я был полностью солидарен. Станислав Куняев написал в 1990-е годы стихи, там есть строчки: «воздухом поражения я не могу дышать». Я уже задыхался хуже, чем при советской власти от этого воздуха поражения, особенно после уничтожения Югославии и бомбежки Белграда. Без вольности нашей все пошло в тартарары. И вдруг я почувствовал, да и все почувствовали, что начинают появляться у нашего государства мышцы. Это было непоследовательно, но по-настоящему я почувствовал это после Мюнхенской речи Путина. Я под каждым словом этой речи подпишусь. И я понял, что и сам Путин, наш руководитель, проделывает большой духовный путь. Такая вещь как мюнхенская речь его не могла бы, я думаю, состояться, когда он только пришел к власти, за этим стоят большие наработки.

Е.Никифоров: Как Вы сформулируете смысл этой речи?

Ю.Кублановский: Смысл ее в том, что мир должен быть многополярен, что не надо отказываться от специфики национальных культур, что не надо жить исключительно идеологией потребления, там много того, о чем говорил еще Солженицын и его соратники в сборнике «Из-под глыб». В общем, это была речь здравого русского лидера, поэтому она и вызвала такое негодование на Западе. Очевидно. Потому что она предполагала совершенно другие параметры отношений. И потом дальше – больше. Несмотря на факты чудовищного воровства, разгильдяйства заоблачного и так далее, вчера открылся Крымский мост, кто побывает во Владивостоке, не сможет не быть поражен мостом на остров Русский и вообще преображению Дальнего Востока и Владивостока. А какое книжное дело? Даже в Серебряный век не выходило такое количество замечательных книг. Сейчас ходишь по книжной ярмарке, думаешь, где ты находишься, как это? У нас в России столько всего издают?

Е.Никифоров: А качество?

Ю.Кублановский: Полиграфическое?

Е.Никифоров: Нет, сейчас это универсально всемирно хорошее качество. Нет, именно содержательное.

Ю.Кублановский: Как всегда 2/3 хлама, но треть есть замечательных книг. И связанных с возрождением забытых имен, философов, конечно, эти книги дорогие, они не для многих, но они выходят, значит, есть люди, которые понимают, что надо субсидировать издание таких книг. Конечно, изобилие в магазинах. Я же до 35 лет жил при полном дефиците, как и все остальные, на Соловках, где мы жили, вообще к 7 ноября кончался уже одеколон в аптеках – выпивали, а на Новый Год варили пудру, потому что зимой спиртное-то не завозилось на самолетах, кукурузниках, которые ходили раз в неделю. И что там после этого начиналось. Одному моему другу, реставратору Володе Баранову, проткнули ножницами горло. Люди сходили с ума просто от того, что им приходилось пить. Так что я считаю, что при всех изъянах Путиным сделано чрезвычайно много. А потом достаточно его сравнить с западными лидерами, чтобы понять уровень, какой у них и какой у него. Меркель останется навсегда со своей фразой (как Черномырдин со своей «хотели как лучше, а получилось как всегда»), которую она по телефону Януковичу сказала: «они же дети», когда закипал Майдан. И вот «они же дети» – на таком уровне они мыслят.

Е.Никифоров: А как получилось – они же получили отличное образование, элита западная воспитывались в Итонах и Принстонах?.

Ю.Кублановский: Не в школе КГБ, да.

Е.Никифоров: И после этого такой результат. Как это могло получиться?

Ю.Кублановский: Думаю, это связано с обвалом образования после сексуальной революции 68 года. Тогда были настолько разрушены дисциплинарные скрепы просвещения, что это дало такие плоды. Полный аморализм, каждый занимается, чем он хочет, поэтому такое падение. Властный слой во Франции, кто это все такие, как они видят? Они же ничего не понимают, не понимают мира, в котором они живут. И государство превращается в разношерстный конгломерат непонятно кого…

Е.Никифоров: Сейчас есть ли настоящие поэты – Вам это ближе всего? Художники – Ваша супруга директор музея Поленова, одного из таких корешков русской культуры…

Ю.Кублановский: Музейное сообщество – достаточно солидарное. В литературе тоже то здесь, то там встречаются огоньки. Так вот. Тут строфа, тут стихотворение. Как у меня в одном из стихов сказано: «надо минималистом неуступчивым стать, наконец». Я таким стал. Конечно, хотелось бы другого, большего, чтобы нынешняя культура отвечала русским задачам, была пропитана русским духом, но я понимаю, что откуда же взяться после десятилетий такого террора, а потом застоя? С миру по нитке, но все же какой-то жирок культурный начинает накапливаться, чуть-чуть, но начинает. Я тоже исхожу из своих наблюдений. У моей дочери 8 детей. Все они читают книги. Все они прекрасно знают роман Достоевского «Бесы». Старшие, разумеется. Их жизнь немыслима без культуры и Церкви. Вот уже 8 человек растет, молодых, за которых нестыдно, которых можно предъявить обществу, человечеству, как вот, это сделано. Но у них есть друзья, единомышленники. Им 20-21 год. Это капля в море по сравнению с миллионами поклонников Ксюши Собчак. Но спасется малое стадо. Так что скажу, завершая год, что, наверное, также как у Вас он в очень противоречивых заканчивается настроениях. Надежды и вместе с тем сомнения большие.

Е.Никифоров: Я хотел бы со своей стороны закончить Вашими стихами, если позволите. Они не самые последние. Это 1978 год. «Купина небес неопалима».

Купина небес неопалима.
Колосятся иней, снег.
Ночь светла от голубого дыма.
Темен мой ночлег.

И хрустят дорожки в дольнем мире,
днем горевшем золотым огнем,
чтобы было и тесней и шире
мне в Отечестве своем.

...Рабьим страхом душу не унижу:
этот снег и эту жесть,
черный сад и голубую крышу
я беру как есть

– в жадном тигеле расплавить снова
– Господи, благослови –
косность речи и свободу слова,
дар Твоей любви.

Ю.Кублановский: Это стихотворение я не вспоминал лет 35-40, спасибо, что напомнили.

Е.Никифоров: Надеюсь, мы еще встретимся в студии, чтобы обсудить стихи как свободное слово, которое точно выражает то, что происходит в нашем мире, а нам это понимать крайне необходимо, и понимать верно.

Ю.Кублановский: Всегда есть дефицит понимания, к сожалению. Я говорил, что редко меня приглашают. Мне это не для себя надо, не для честолюбия, разумеется, зачем, это уже все во мне отмерло. А именно, что бы своим соотечественникам и современникам передать свой мировоззренческий опыт. Жалко, что тут я недовыполнил свою миссию, задачу, которую мне, очевидно, дал Господь, ну что ж. Стихами отблагодарил я Его за то, что дар мне был дан именно поэтический, именно на этом поприще надо было себя реализовать, тут я сделал все, что мог, не кривя душой и сердцем. А то, что публицистически мне не удалось высказать все, что мне бы хотелось, я уже тоже принимаю со смирением.

Е.Никифоров: Дай Вам Бог здоровья, наша студия всегда в Вашем распоряжении, надеюсь, в следующем году мы соберемся, чтобы посмотреть на эти быстро происходящие изменения, дать им названия, слова, точно обозначить то, что происходит с точки зрения совести и христианского чувства человека. Спасибо большое!

Источник: радио «Радонеж»









Лицензия Creative Commons 2010 – 2024 Издательский Совет Русской Православной Церкви
Система Orphus Официальный сайт Русской Православной Церкви / Патриархия.ru