Издательский Совет Русской Православной Церкви: Алексей Карпов: Русская история богата великими святыми

Главная Написать письмо Поиск Карта сайта Версия для печати

Поиск

ИЗДАТЕЛЬСКИЙ СОВЕТ
РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ
ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!

 Алексей Карпов: Русская история богата великими святыми 06.06.2016

Алексей Карпов: Русская история богата великими святыми

Писатель Алексей Карпов, номинант Патриаршей литературной премии, рассказывает о своих книгах в интервью журналу «Православное книжное обозрение».

– Алексей Юрьевич, почему именно Древняя Русь стала предметом Ваших исследований?

– Эта тема стала для меня главной и, по существу, единственной, начиная ещё с первого курса исторического факультета Московского государственного педагогического института им. Ленина (ныне МПГУ), едва ли не с первого семинара по истории СССР периода феодализма (так это тогда называлось), который с сентября 1977 года вёл наш учитель Аполлон Григорьевич Кузьмин, светлая ему память. Выдающийся исследователь Древней Руси, он умел увлечь, «зажечь» интересом к русской истории своих студентов, меня в том числе.

– Вы писали о княгине Ольге, князе Владимире, Александре Невском и многих других. Кого из своих героев Вы любите больше всего?

– Книги, о которых Вы говорите, связаны между собой. Для меня прежде всего было важно не столько рассказать о конкретном человеке, сколько проникнуть в понимание соответствующей эпохи. В совокупности же те восемь книг, которые вышли в серии «ЖЗЛ», охватывают три столетия русской истории — с середины X века, когда Русь начала становиться христианской, до середины XIII века, когда монгольское завоевание по существу положило конец существованию особой, древнерусской цивилизации. И в этом смысле все они для меня равноценны — именно как составные части единой картины русской истории этого времени. В том числе, между прочим, и биография разорителя Руси Батыя, которая, на мой взгляд, вполне «встраивается» в этот ряд. Прежде всего, потому, что понять содержание этого переломного момента русской истории через биографию кого-либо из русских князей, увы, не получится: для этого нужен, так сказать, взгляд извне.

– Ваши книги из серии «ЖЗЛ» – это больше, чем биографии?

– Собственно говоря, биографическими все эти книги могут быть названы лишь условно. Хотя бы потому, что мы, как правило, очень мало знаем о людях той далёкой эпохи — даже о князьях! — чтобы более или менее полно представлять их реальную биографию. Характерный пример: имя князя Андрея Боголюбского впервые упоминается в летописях в связи с событиями начала 1147 года, когда он был уже взрослым, вполне сложившимся человеком. О его юности нам неизвестно вообще ничего! Ещё более показательна история княгини Ольги, жившей в X веке: в «Повести временных лет» — основном источнике наших сведений по истории Руси того времени — её имя упоминается не более полусотни раз, причём все известия о ней сосредоточены лишь в девяти летописных статьях. А если учесть, что две из этих статей датированы одним и тем же годом, то получается, что всего восемь лет её жизни хоть как-то освещены летописью!

– Большинство из героев Ваших книг канонизированы Русской Церковью. Что Вы думаете о таком сюжете как «Власть и святость»?

– Это очень сложная тема. Хочу подчеркнуть, что я писал и пишу именно исторические исследования, но отнюдь не жития святых. Тот факт, что большинство князей, о которых я писал, действительно причислены к лику святых, безусловно накладывал на меня как на автора особую, дополнительную ответственность. Но на методы работы, на, так сказать, исследовательский инструментарий это никак не должно было влиять. (Замечу, что один из князей, Ярослав Мудрый, был канонизирован уже после выхода в свет книги о нём в серии «ЖЗЛ».) Главное для историка — это объективность изложения, и всякие попытки идеализации того или иного исторического лица, попытки скрыть или сгладить те или иные «неприятные», невыигрышные факты его биографии безусловно недопустимы. Выдающийся исследователь древнерусской святости Георгий Петрович Федотов, говоря о князе Александре Невском, однажды заметил, что «канонизация св. Александра не канонизирует политики Невского героя». Эти слова могут быть отнесены и к другим историческим персонажам. Русская история богата великими святыми, и мы восхищаемся их подвигами, преклоняемся перед ними. Но при этом должны отчётливо представлять себе (или по крайней мере иметь возможность представить), сколь непрост был их путь к духовному совершенствованию, к подвигу веры. Так, например, самые почитаемые русские святые из числа князей XII—XIII веков — будь то Всеволод-Гавриил Псковский или Игорь Киевский, Андрей Боголюбский или Михаил Черниговский, пролили в бесконечных межкняжеских войнах ничуть не меньше крови — заметим, крови своих же соплеменников, таких же русских людей, как они сами, — чем их соперники. Но это не мешает нам почитать их как мучеников или страстотерпцев.

– Каково было представление о власти и святости в понимании людей древней Руси?

– Безусловно, власть сама по себе всегда давит на правителя громадным грузом ответственности за всё происходящее в его земле. Сами князья отчётливо понимали это. Летописец приводит слова князя Ростислава Мстиславича Смоленского, жившего в XII веке (и также впоследствии причтённого к лику святых): «Княжение и мир не могут без греха быти!» В истории домонгольской Руси известен, кажется, лишь один случай, когда князь своей волей оставил княжение и ушёл от мира, приняв монашеский постриг, — это князь Святослав Давыдович из рода черниговских князей, по прозвищу Святоша. Но позднее многие из Рюриковичей стремились хотя бы перед смертью принять монашество, таким образом как бы очистившись от той греховной жизни, которую вели прежде. Тот же Ростислав тоже хотел уйти от мира, просил поставить для него «добрую келью» в Печерском монастыре. Печерский же игумен Поликарп так отвечал ему на это: «Вам Бог тако велел быти: правду деяти на сем свете, в правду суд судити и в крестном целовании стояти». Один из переписчиков летописи позднее прибавил: «…И земли Русской блюсти». Вот, собственно, суть и предназначение княжеской власти, как их понимали в древней Руси: это тоже своего рода духовный подвиг, сопоставимый с монашеским.

– Кто для Вас идеал русского правителя и почему?

– Признаться, об я этом не думал. Разбираясь в биографиях выдающихся правителей Русского средневековья, я старался не выносить оценок. Я писал о реальных людях, а идеал — это что-то из области неземного, ирреального. Сравнивая тех или иных представителей княжеского рода, можно, пожалуй, лишний раз убедиться в недостижимости идеала на земле. Вот, например, упомянутый выше князь Ростислав Мстиславич. Летописный рассказ о нём вызывает к нему симпатию: этот князь не был излишне жесток, княжил «по правде», твёрдо стоял в крестном целовании, не нарушая данного им слова. Но вместе с тем это был слабый политик, не умеющий навязать свою волю другим, он не раз покидал киевский стол под давлением других князей, терпел поражение на поле брани. Его современник Андрей Боголюбский не уступал ему благочестием; они оба щедро раздавали милостыню, строили храмы. Несомненно, Андрей тоже ощущал гнетущую тяжесть княжеской власти. Но, в отличие от Ростислава, он умел быть жестоким, был крут в общении и с подвластными ему людьми, и с такими же, как он, князьями, был непомерно горд и высокомерен. Конечно, в истории Руси Андрей сыграл выдающуюся роль — не в пример Ростиславу. Но как сравнивать их в плане соответствия некоему «идеалу русского правителя»? Не знаю. Я бы во всяком случае не взялся.

Татьяна Медведева









Лицензия Creative Commons 2010 – 2024 Издательский Совет Русской Православной Церкви
Система Orphus Официальный сайт Русской Православной Церкви / Патриархия.ru